Ловец мелкого жемчуга - Анна Берсенева

– Короче, ребята, нужна большая квартира на Патриарших прудах, – заключил он. – На Патриках – так у вас тут, кажется, называют?

– Еще говоришь, в Москве понты, – усмехнулся Федька. – А квартира на Патриках – это не понты твои колхозные? Привезешь небось бультерьера и будешь его в московском дворике выгуливать, старушек пугать. А в квартире евроремонт забацаешь и пейзажи развесишь, по килограмму краски на каждом. Недавно по ящику показывали, – повернулся он к Георгию, – один вот такой же точно в Питере квартиру Зинаиды Гиппиус купил. Ту, в которой и Бродский жил, при совке она коммуналка была. Один в один так и есть: где можно и где нельзя золотом обляпано, пейзажи дорогостоящие поразвешаны. Жаль, сортир не показали – зуб даю, унитаз тоже золотой. И туалетная бумага с монограммами.

– Ты к чему это мне говоришь? – Лицо Матвея мгновенно залилось краской.

– К тому, что к Москве прислушиваться надо, – спокойно ответил Казенав. – И понимать, что не все ты тут за деньги купишь. Хотя и многое. Да не стремайся ты так, – примирительно добавил он. – Сделаем тебе хату! Может, и не на Патриках, так ведь если без понтов, это и не обязательно. Тебе земляк твой все рассказал? Насчет расценок за услуги, насчет сроков, когда чего проплачивать? – мимолетным тоном поинтересовался Федька. – Могут быть, конечно, изменения, мы их отдельно обсудим, но приблизительный расклад такой же, как у него был. Устраивает?

– Устраивает, – буркнул Матвей. – Не кинете, надеюсь. Невыгодно вам пока клиентов кидать, правильно я понимаю?

– Правильно, – засмеялся Федька. – Планов у нас громадье, зачем нам кидалово? Ну, Матюха, дернем еще горилки за наше светлое будущее, а там и на посошок!

– За будущее не пью, – покачал головой тот. – Плохая примета.

Но под горячее – тушенного в сметане зайца – он все-таки выпил, и Георгий поддержал компанию, хотя в голове уже гудело от всяких настоек и наливок. Ему почему-то неловко было перед Матвеем за Федькины нравоучения.

– Что это ты его воспитывать взялся? – спросил он, когда огоньки такси, на котором уехал Казаков, исчезли в сыром ноябрьском тумане.

– Скажи, виртуозная работа? – усмехнулся Федька. – На грани фола, мог бы и сорваться сибирячок. Поехали, Рыжий, до дому, до хаты, там и поговорим. Водочки еще возьмем…

– Куда – до дому? – невесело усмехнулся Георгий.

– Ну, в общагу по старой памяти. Меня-то не выгнали еще, а тебя разок проведем как-нибудь.

Георгию совсем не хотелось ехать в общежитие. Зачем бередить душу? Но ничего другого он предложить не мог, поэтому покорно поплелся за Федькой, который уже махал рукой у обочины.

Казенав действительно быстро договорился с общаговским вахтером – сунул ему одну из трех бутылок, купленных по дороге в киоске, и уже через пять минут отпер знакомую дверь на четырнадцатом этаже.

– Не журись, Рыжий, – сказал он при этом. – Не великие хоромы, чтоб по ним страдать.

– Да дело не в хоромах, – пробормотал Георгий. – Сам же понимаешь…

– Понимаю, не глупее паровоза. Ну и что теперь, всю оставшуюся жизнь по альма-матер убиваться? Давай, располагайся, прими рюмашку с холоду.

Георгий снял ботинки – они давно прохудились, и ноги промокали насквозь сразу же, как только он выходил на улицу, – и «принял» не рюмашку, а стакан, чтобы сердце не саднило тоскою. Вспомнилось вдруг, как Федька, посвистывая, клеил вот эти самые обои в «подоночий» цветочек, и как сияла за окном Москва – огромная в лучах летнего солнца, широко и свободно раскинувшаяся перед ними…

– Ты закусывай, закусывай, – напомнил Казенав, доставая что-то из стоящего на тумбочке маленького холодильника «Морозко». – Или нажраться хочешь до потери чувств? Тоже дело хорошее, если не каждый день. А то поел бы. Колбаса вот, пирожки с лосятиной из кабака я прихватил, не оставлять же было. Спрашиваешь, зачем я над лесопромышленником стебался? – сказал он, хотя Георгий ничего уже не спрашивал. – По двум простым причинам. Во-первых, такие, как он, только сильных уважают. Во всяком случае, тех, кто их же на место умеет поставить. Я и поставил – больше уважать будет. А во-вторых и в-главных, нет у меня сейчас хаты на Патриках, нет и не предвидится. Та, откуда ты бабульку вывозил, случайно обломилась, я ее у работодателя своего перехватил, пока он на Кипре пузо грел. А вообще-то Патриаршие так круто схвачены из-за таких вот булгаколюбов сибирских, что туда лезть – себе дороже, могут и бошку отстрелить. Ну а раз хаты нет, значит, надо клиенту внушить, что она ему там и даром не нужна. Сунем его в Замоскворечье – есть одна коммуналочка на Большой Ордынке. Тоже, между прочим, не жук начхал, пусть спасибо скажет.

– А мне он понравился, – заметил Георгий. – Хороший вроде человек и неглупый.

– Ну, хороший он или нет, этого мы не знаем, – пожал плечами Федька. – Да и неинтересно нам это знать. А что не дурак, так это видно. Не из тех, у которых мозги на прожиточном минимуме. Хотя пиджачок на нем малиновый, как положено, – улыбнулся он. – Вот попомни мое слово, лет через десять про это книжки будут писать, даже, может, диссертации. «Малиновый пиджак как артефакт эпохи» или что-нибудь в этом роде. Но, по большому счету, и ум его тоже неважен, Жорик, – добавил он, помолчав.

– Почему? – удивился Георгий.

Водка уже ударила в голову, да как-то беспощадно ударила, поэтому Федькин голос доносился до него, как сквозь вату.

– Потому, что кончается на «у», – хмыкнул Казенав. – Вот он чувствует себя хозяином жизни, а того не понимает, что у жизни нету хозяев. Потому что у него только ум один, а таланта нет.

– Тала-а-анта… – насмешливо протянул Георгий. – У кого он есть, талант, и что это вообще такое?

– У тебя, например, есть, – невозмутимо заметил Федька.

– И к чему же у меня такой великий талант? – переспросил Георгий почти со злобой.

– А талант – он не к чему-то, он вообще. Либо есть он, либо нету. У тебя есть – и все у тебя получается, за что ни возьмись.

– Да хрена ли у меня получается? – тупо удивился Георгий. – Даже на институт не хватило…

– Не скажи, Рыжий. – Федька внимательно смотрел на него, но Георгий этого не замечал, потому что наливал себе еще водки. – Аура у тебя мощная. Да вокруг тебя в радиусе десяти метров всем везет, не замечаешь, что ли? Ладно, – вдруг засмеялся он, – ты уже, я смотрю, такой тепленький, что только про талант осталось калякать! Ложился б ты баиньки. Для тебя на завтра дело есть, утром расскажу.

Слова «завтра» и «утром» вот уже два месяца были из разряда тех, которые Георгий исключил из своего лексикона. Он просто не мог теперь загадывать так далеко… И сейчас ему хотелось не думать о завтрашнем дне, а просто прилечь на свою бывшую кровать, наконец, после скитаний по случайным и грязным углам, почувствовать всем телом свежее белье – Федькина чистоплотность осталась неизменной – и провалиться в сон.

«Надо бы в душ», – вяло мелькнуло в голове.