Мусульманская дипломатия в России. История и современность - Роман Анатольевич Силантьев

к зданию Совета министров Узбекской ССР, скандируя антибабахановские лозунги. Неожиданно для демонстрантов первый секретарь ЦК КПСС Узбекской ССР Ислам Каримов согласился выслушать выдвинутые требования и одобрить отставку Бабаханова76. Вскоре новым и последним председателем САДУМ был избран директор Высшего исламского института при САДУМ Мухаммад Содик Мухаммад Юсуф77.

Параллельно с переворотом в Ташкенте вопрос о создании автономного муфтията в Казахстане поставил казый этой республики Ратбек Нисамбаев, однако на тот момент большую часть имамов республики составляли узбеки и чеченцы, которые не поддержали эту инициативу. Тем не менее в начале января 1990 г. первый курултай мусульман Казахстана принял решение о выходе из САДУМ и создании независимого ДУМ Республики Казахстан. В ответ лидеры САДУМ прекратили прием казахстанских студентов в узбекские медресе78.

Смещение Бабаханова дало старт началу трансформации существующей структуры духовных управлений. Столь нетипичное для советской системы развитие событий объясняли потом тем, что Ташкент считался своеобразным «фасадом» советского ислама, и республиканские власти посчитали нецелесообразным вмешиваться во внутримусульманский конфликт. В любом случае, та легкость, с которой был смещен председатель САДУМ, запомнилась многим имамам и амирам ваххабитских джамаатов. И они сделали соответствующие выводы.

Через три года после описанных событий Духовное управление мусульман Средней Азии и Казахстана, реорганизованное в Духовное управление мусульман Мавераннахра, прекратило свое существование и разделилось на республиканские муф- тияты79. На руинах САДУМ буйным цветом расцвели нетрадиционные формы ислама, которые до сих пор считаются главным дестабилизирующим фактором в этом регионе. И нет никаких сомнений, что Ислам Каримов впоследствии не раз жалел о своей непротивленческой позиции.

Через месяц после смещения Бабаханова, в марте 1989 г., по аналогичному сценарию был спровоцирован кризис в Духовном управлении мусульман Северного Кавказа (ДУМСК).

Образованное в 1944 г. ДУМСК на момент своего 45-летнего юбилея располагало более чем 100 мечетями, сосредоточенными преимущественно в Дагестане. Резиденция председателя ДУМСК первоначально размещалась в небольшом дагестанском городе Буйнакске, однако незадолго до описываемых событий была перенесена в Махачкалу. Несмотря на небольшое количество мечетей, структура ДУМСК предполагала выделение казыятов, территориально соответствовавших национальным и наднациональным административным образованиям Северного Кавказа80.

В 1978 г. председателем муфтията был избран балкарец Махмуд Геккиев, ставший первым муфтием-недагестанцем81. К этому времени давление государства на ислам заметно ослабло, что, с одной стороны, позволило с меньшими проблемами открывать новые мечети и контактировать со своими зарубежными единоверцами, а с другой — привело к активизации «альтернативного» ислама.

Официальные лидеры советского ислама по мере сил старались содействовать исламскому возрождению, однако были вынуждены согласовывать свои действия с Советом по делам религий СССР. Нередко под давлением этой организации приходилось принимать сомнительные, с богословской точки зрения, заявления и фетвы, в угоду атеистической пропаганде бороться с противоречащими советской морали исламскими обычаями82. Вряд ли такое «сотрудничество» с властью доставляло большое удовольствие имамам и муфтиям, однако иной возможности сохранить организованную мусульманскую жизнь у них не было.

В годы явных репрессий против духовных лидеров такая позиция находила если не одобрение, то хотя бы понимание простых верующих, однако в преддверии перестройки в их среде стало крепнуть недовольство соглашательством официальных структур. Оппозиционные настроения умело подогревались лидерами «альтернативного» ислама, который на Северном Кавказе был изначально представлен возрождающимися тарикатами — кадирийей, накшбандийей и шазилийей. Именно с ними в последние годы существования ДУМСК пытался бороться муфтий Махмуд Геккиев, однако исход этой борьбы не вызывал сомнений.

Ташкентский переворот, продемонстрировавший не столько слабость «советских» муфтиев, сколько нежелание властей вмешиваться во внутриисламские дела, стал весьма вдохновляющим примером для дагестанских оппозиционеров. Уже в начале марта 1989 г. в мечетях Дагестана начали появляться листовки, которые призывали «сделать перестройку у себя в религии» и освободить муфтия Махмуда Геккиева от занимаемой должности по следующим причинам:

а) муфтий является ханафитом, в то время как большинство дагестанских мусульман — шафииты;

б) он значительно превысил срок пребывания в своей должности и не разу не отчитался за проделанную работу;

в) увеличил себе заплату в три раза, купил себе четыре квартиры и три машины;

г) не проявлял никакой инициативы в открытии нрвых мечетей, в частности, новой джума-мечети Махачкалы. Впоследствии в вину Геккиеву были поставлены также беспорядочные половые связи И ПЬЯНСТВО83.

Антигеккиевские листовки составили и распространили члены специально созданной инициативной группы по смещению председателя ДУМСК, во главе которой встал имам одной из махачкалинских мечетей Зайдулла Алибеков. В эту группу вошли и «профессиональные революционеры», незадолго до этого отметившиеся в Ташкенте. Только через несколько лет стало известно, что и антибабахановская, и антигеккиевская акция были тщательно подготовлены специально обученными ваххабитскими эмиссарами, ставившими своей целью дискредитацию прогосударственных духовных лидеров ислама.

Пресс-секретарь ИПВ Балиахмед Садур

об ее отношении кмуфтиятам

Вообще отношение Исламской партии возрождения (ИПВ) к муфтиям и прочим руководителям мусульман, назначенным правительством, было всегда негативным, что оказалось некоторым перебором, поскольку такие люди, как Мухамад-Содик Мухаммад-Юсуф, Хаджи Акбар Тураджонзода, Мукаддас Бибарсов, оказались людьми, безусловно, честными, несмотря на колебания, во многом обусловленные, на мой взгляд, привычкой оглядываться на предполагаемое мнение кураторов из Совета по делам религии, т. е. в конечном счете на КГБ. Впрочем, позиция руководителей ИПВ легко объяснима: многие из них свой первый политический опыт приобретали в ходе свержения таких одиозных муфтиев, как Геккиев на Северном Кавказе и младший Бабаханов в Средней Азии.

У мусульман, «руководимых» муфтиятом в Уфе, такого опыта не было, но оппозиция Талгату Таджетдину окрепла настолько, что возникло настоящее движение мулл, направленное на замену официального руководства мечетями бывшей Европейской части СССР и Сибири. Как представитель мусульман этой части страны, я попробовал навести мосты со сторонниками оппозиции, но никого из них не смог привести в ряды ИПВ, даже Мукаддаса Бибарсова, с помощью которого, пытаясь создать отделение партии наподобие северокавказского или таджикистанского, я организовал в Саратове региональную конференцию для членов партии, проживающих на территориях уфимского муфтията. Позиция Бибарсова сказалась и на результативности конференции, хотя решающую роль в том, что собственная структура на постоянной основе у нас не получилась, сыграла позиция некоторых наших руководителей, увидевших в конференции проявление сепаратизма84.

В течение марта и апреля 1989 г. активисты оппозиционеров посетили почти все мечети Северного Кавказа и настроили их духовенство против Геккиева. Участники инициативной группы предлагали выбрать на пост председателя ДУМСК имама дагестанского села Тарки Магомеда-Мухтара Бабатова, который, по их мнению, соответствовал всем предъявляемым требованиям и стал бы идеальным муфтием. Сам Бабатов, правда, не принимал никакого участия в развязанной кампании и относился к уготованной ему роли довольно скептически.