Ты моя, Птичка! - Елена Спирина

Глаза не поднимает, голос какой-то злой или разочарованный. А может и все вместе в нем.

— Посмотри на меня. — прошу ее.

Подняла свои глаза, а в них слезы. Я не хотел ворошить ее прошлое, не хотел доставлять ей боль, а для нее воспоминания приносили боль, я чувствовал. Понимал.

— Ты же знаешь, что мой отец, мне вовсе и не отец. Он мой отчим. — начал я рассказывать то, что знал только Шторм и то не во всех подробностях.

— Да, — прошептала Вася, не отрывая от меня своего взгляда.

— У мамы я второй ребенок. Ребенок не желанный. У меня есть старший брат, Леня, его отец мамина большая и единственная любовь в ее жизни. Я знал это с рождения, как и то, что мой отец ее огромная ошибка. Меня она тоже считала ошибкой и ненависть, что она испытывала к моему биологическому отцу, распространялась и на меня. Если бы папа не узнал о ее беременности она бы без раздумий сделала аборт и ни о чем бы впоследствии не жалела. Понятное дело я бы с тобой сейчас не сидел. Отец пригрозил ей, что если она сделает аборт, достанет мать из-под земли и собственными руками придушит. Он мог. Она испугалась и оставила меня. После в назначенный срок родила и хотела со спокойной душой сдать меня на руки папаше, но тот заставил растить меня до десяти лет. За это он полностью обеспечивал ее жизнь и жизнь ее старшего сына.

Я остановился, чтоб перевести дыхание, вспоминать детство совсем не хотелось, но была какая-то непреодолимая потребность в том, чтоб Вася тоже знала это.

— Кстати сказать, отец Лени на тот момент, когда мать по пьяни залетела от моего отца сидел в тюрьме, а через пару месяцев после этого умер от рака печени. Там человек был тем еще наркоманом и алкашом к тому же. Как мать его любила и усердно ждала из тюрьмы не понятно. Но, да Бог с ними. Так вот, забрать меня пришлось с собой. Леня, понятное дело, от меня не в восторге был. Избалованный увалень, с пятнадцати лет пошел по стопам своего папашки. Мать меня вообще ненавидела. Те десять лет я помню хорошо, но каждую ночь пытаюсь забыть, чтоб не видеть кошмаров.

Незаметно видимо для себя Птичка начала гладить мою руку. Я немного усмирил эмоции и продолжил.

— Лет до двух как то все было спокойно. Ну как спокойно, до этого возраста я себя и не помню, да и считаю жизнь спокойной потому, что отец проживал тогда в России и часто навещал меня. На мое содержание он не поскупился. Купил матери квартиру в центре города, правда, отписал на меня. Выделял приличную сумму ежемесячного содержания. Причем, настолько приличную, что хватало не только оплатить для меня няню, но и устроить в платную школу Леню. Мать не работала. Наверное, никогда. Папиных денег хватало на ее женские заскоки, в виде норковых шуб, сапог и туфель из натуральной кожи, я уж молчу про всякие брюлики, которыми она была обвешана с ног до головы.

Когда мне исполнилось три года, отец переехал жить в Америку. Конечно, он приезжал. Пару раз в год. И деньги продолжал отправлять. Все-таки бандит девяностых, который смог высоко подняться в нулевых. А еще и удержать все это в руках. Так вот, его внимания стало в разы меньше, матери, видимо, я окончательно надоел, что не мешало ей по полной пользоваться деньгами выделяемые на мое содержание. В сад меня не водили, некому было. В четыре года мне перестали нанимать нянь, потому что это лишние деньги непонятно куда уходили и меня просто оставляли одного. Я помню, мне было лет пять или шесть, мать тогда одела Леню, взяла за руку и вышла из дома, бросив лишь «Еда в холодильнике должна быть!» Услышал, как поворачивается ключ в замке и я остался один. На два дня. С батоном, какими — то смузи из травы и одним авакадо в холодильнике. Первые пол дня я плакал. Меня никто не слышал. Мама не пришла. После уставший я уснул. Проснулся от того, что захотел есть. Попробовал непонятное авакодо, выплюнул и принялся кромсать батон хлеба. Мне было жутко страшно. Я включил во всей квартире свет, телевизор. Так и прожил двое суток один. Вернулась мать, как не в чем не бывало, я кинулся к ней и попросил накормить меня, за что получил леща и пинок под зад от старшего братика.

После, такие вылазки стали ежемесячными. Меня оставляли одного в запертой квартире, иногда была еда, какие-нибудь бомж-пакеты или хлеб, даже как-то нарезка колбасы после посиделок маминых подруг осталась. Я боялся, боялся так, что стал заикаться и нервно дергать левым глазом. Это стало заметно. Мать стала меня ругать за это, думала, что я притворяюсь или шучу. Но чем дольше это происходило, чем больше она кричала и била меня, тем недуг становился заметнее.

Неожиданно приехал папа. Заметил и мое плачевное состояние в виде мелкого глиста от нехватки еды и витаминов находящейся в ней, увидел и мое заикание. И когда в очередной раз спросил, в чем дело, я не выдержал и, заплакав, рассказал, как со мной обращается мама. Помню глаза отца, помню его гнев, его несдержанность в тот день. Он подлетел к горе-родительнице и ударил так, что она отлетела к стене. Разбил ей и нос и губу. Влез Леня, за что тоже получил. А потом отец сказал матери: «Если мне сын еще раз скажет что-то подобное, если в следующий мой приезд он будет так же выглядеть или того хуже, я убью твоего старшего ублюдка у тебя на глазах». Он говорил про Леню. Мать ему поверила. Не раздумывая. Пока отец был в России нашел мне хороших специалистов, которые смогли восстановить и мою нервную систему и речь. Не до конца правда.

Папа уехал, а через месяц мама сломала мне руку за то, что я взял Ленину конфетку. Испугалась, конечно, и сама, но больше страха у нее в глазах было не за мою сломанную руку, а за последствия, которые ее ждали, узнай об этом отец. После инцидента с рукой она перестала меня трогать. Стала покупать еду, обычно что-то готовое, сама она не кашеварила. Даже коробка с витаминами ежемесячно кидалась мне на кровать.

В семь лет меня отправили в школу. В обычную, ни как у Лени — элита. Я отставал, отставал и сильно. Полгода ели протянул. Мать вызывали в школу, она орала на меня, но подойти и позаниматься либо нанять репетиторов не хотела. Все решил приезд отца. Он вновь наорал на мать, оскорблял, унижал, угрожал. Леня, поняв еще с первого раза, что этот дядя его сопли вытирать не будет, даже носа не высунул из комнаты. Меня устроили в элитную школу, со мной занимались куча репетиторов, я стал изучать не только русский, но и иностранные языки, хорошо давалась математика. К девяти годам я был умнее Лени, который к тому моменту заканчивал девятый класс. Зато он лучше меня различал названия алкогольных напитков и всякой дряни. Еще через полгода мать встретила отчима.

Уважаемого в городе врача с собственной клиникой. Герден мне понравился с первого взгляда, наверное, как и я ему. Тогда жизнь моя изменилась в лучшую сторону. А когда Валерий познакомил меня со своей сестрой Светланой, то я понял, что за все, что мне пришлось пережить в детстве, эти два человека для меня стали своего рода платой.

Светку я обожал. Она стала мне другом и сестрой. Я любил ее настолько сильно, что в груди щемило. Когда мне исполнилась двенадцать, мать родила Галчонка, мою сестренку. В четырнадцать, я встретил свою любовь…

Посмотрел на Васю, а та опять плачет.