Гражданская война в Испании - Сергей Данилов

Потери обеих сторон были значительными: за три месяца националисты лишились почти 30 000 раненых и убитых, урон республиканцев составил свыше 50 000 человек (не считая потерь среди мирного населения). При отходе из Бильбао погиб доблестный полевой командир республиканцев — герой Гвадалахарской битвы итальянец Нино Нинетти.

В трудной борьбе националисты одержали победу стратегического значения, взяв реванш за Гвадалахару и Пособланко. В их руки перешла индустриальная Бискайя — ключ ко всему Северному фронту. На очереди был Сантандер, в нем обосновалось правительство Агирре, ставшее, по сути, правительством в изгнании.

Тогда же республиканцы пережили новую утрату. 17 июня на стоявшем в Картахене линкоре «Король Хайме I» произошел внутренний взрыв. Корабль сел на дно. Над водой остались мачты, трубы и часть артиллерии. Погибло около 100 человек, ранено было в несколько раз больше. Республика лишилась крупнейшего корабля.

Катастрофу «Хайме I» расследовали. Буиса и Прието по горячим следам пришли к выводу, что в пороховом погребе линкора сработала заложенная «пятой колонной» адская машина. Вещественных доказательств тому обнаружить не удалось. Старший военно-морской советник Н.Г. Кузнецов подозревал, что причиной гибели корабля было беззаботное курение матросов во всех его помещениях, в том числе в пороховом погребе.

Современные зарубежные историки полагают иначе: корабль был сознательно и преднамеренно взорван, но не сторонниками националистов, а их врагами — матросами-анархистами. Они мстили командованию флота и Республике за подавление майского восстания в Каталонии и за использование линкора при доставке карателей в Барселону. Такая версия кажется наиболее близкой к истине, несмотря на то, что документальных доказательств ни одной из трех версий не обнаружено.

Гибель «Эспаньи» и «Хайме I» за короткое время подтвердила низкую конструктивную живучесть испанских дредноутов. В дальнейшем Испания уже не строила линейных кораблей и не заказывала их за границей.

Бильбао пал, когда основное внимание руководства Республики было поглощено борьбой с ПОУМом. Именно в эти дни правительство Негрина по настоянию советского посла распустило «марксистско-ленинскую рабочую партию» и провело массовые аресты ее активистов. Арестовали почти весь ЦК партии — около 40 функционеров, не предъявив им обвинений по статье закона. Штаб-квартиру ПОУМа в Барселоне служба безопасности превратила в место заключения. Операция проходила под верховным руководством уполномоченного НКВД в Испании Орлова-Фельдбина и генерального консула СССР в Каталонии Антонова-Овсеенко.

Тогда же таинственно исчез уже задержанный службой безопасности лидер партии Андрес Нин, что вызвало политический скандал. Работа правительства и министерств в течение нескольких суток была дезорганизована. Часть министров обвинила в исчезновении Нина компартию, коммунисты же утверждали, что ничего не знают о случившемся. Руководство МВД жаловалось, что его юрисдикцию ограничивают советские «помощники». Между Негрином, Прието и министрами-коммунистами происходили бурные сцены. Премьер-министр напрямик спрашивал Эрнандеса, что произошло с Нином. В городах ночью появлялись настенные надписи: «А где Нин?» и подписи: «Адрес — Саламанка или Берлин».

Впрочем, были и другие варианты. Эрнест Хемингуэй позже вспоминал разговор с корреспондентом «Правды» Кольцовым, формально не причастным к разгрому ПОУМа, но фактически замешанным в деле. На вопрос американца о Нине: «Где же он сейчас?» — человек из «Правды» не без загадочности ответил: «В Париже. Мы говорим, что он в Париже».

Ответ содержал мрачный подтекст, понятный только знатокам эзопова языка. Выражение «мы говорим» означало, что дело необязательно обстоит именно так. Кроме того, одно из известнейших мест Парижа — это Елисейские поля (Элизиум). А на языке античности «попасть в Элизиум» значило «быть на том свете»…

Описание этой сцены мы встречаем в романе «По ком звонит колокол». Только Кольцов в книге назван Карковым, а Хемингуэй выведен под маской американского добровольца Роберта Джордана. Скорее всего, разговор происходил, когда Кольцов уже имел точные сведения о судьбе Нина.

По данным современных авторов, подвергавший критике СССР и Коминтерн Андрес Нин находился в июне 1937 года в тайной тюрьме НКВД в мадридском пригороде Алькала-де-Энарес. Он не дал показаний против себя и остальных и разделил участь многих испанцев, погибших от рук «бесконтрольных». Нина ночью вывезли из тюрьмы, убили и выбросили тело на обочину проселка. Ответственность за его судьбу нес тогдашний руководитель службы безопасности Мадрида коммунист Даниэль Ортега.

Документальных доказательств версии не обнаружено. Ясно только одно — после задержания Андреса Нина республиканскими службами безопасности его следы теряются.

Не без опоздания правительство Негрина развернуло приготовления к новой крупной наступательной операции. Основной ее задачей была выручка Севера, второстепенной — освобождение наполовину окруженного Мадрида. Местом ее проведения был избран Центральный фронт.

В отличие от фронтального апрельского наступления в Мадриде генштаб (Рохо) и штаб фронта (Матальяна) теперь спланировали фланговый удар. Основные силы должны были наступать параллельно западной окраине Мадрида в направлении с севера на юг (Эскориал — Брунете). По достижении Брунете им следовало повернуть на юго-восток. Навстречу ударной группировке из долины Харамы должна была выступить вспомогательная. Встреча группировок планировалась южнее Брунете, в районе Хетафе и горы Ангелов. Обеим группировкам следовало окружить и разбить националистическую Армию Центра или хотя бы отбросить ее от столицы.

К участию в операции были привлечены три корпуса — 5-й, 18-й и 21-й (девять дивизий) плюс части усиления — бронетанковые и артиллерийские. В совокупности это составляло 85 000 штыков, 220 орудий и минометов, до 200 самолетов. Танков и бронемашин насчитывалось 180. Таких бронетанковых сил Республика не выставляла ни до наступления, ни после.

В противоположность Северу и Арагону, в войсках велико было коммунистическое влияние. Коммунистами были комиссар Центрального фронта, один из двух корпусных командиров, оба корпусных комиссара, 5 из 6 дивизионных командиров, 3 из 6 дивизионных комиссаров и т. д.

Ударными силами группировок были три интернациональные бригады с преобладанием немцев, славян и французов. Прочие иностранные формирования находились на отдыхе и пополнении.

Впервые республиканцам удалось сохранить в тайне подготовку к наступлению. Националисты имели крайне сбивчивые сведения о месте удара и совершенно никаких — о его времени. Центральным фронтом националистов руководил старый, малоспособный и неавторитетный генерал Саликет. Он был успокоен недавними поражениями республиканцев в Каса-дель-Кампо и у Ла-Гранхи, слепо верил в мощь укрепленных поясов и не ждал сюрпризов. К тому же стояла жесточайшая 40-градусная жара. Считалось, что в таких условиях чье-либо наступление физически невозможно.

На избранном Рохо и Матальяной участке прорыва оборонялась 71-я пехотная дивизия — не более 10 000 штыков без танков. В ней был велик удельный вес фалангистов в отличие от наваррцев и марокканцев они считались неважными бойцами. Правда, дивизия рассчитывала на добротные долговременные укрепления: все селения были превращены в сильные опорные пункты, подготовленные к круговой обороне.