Контролер - Александр Шувалов

Раздувшись от гордости, принимаю орден из рук президента. Не нынешнего, а предыдущего, того самого, что действительно награждал меня семь лет назад. Только дело происходит не в Георгиевском зале Кремля, а на сцене какого-то зачуханного клуба на фоне гипсового бюста Ленина. Сидящие в первом ряду зрительного зала Гоша Рыжиков, Саня Коновалов, Петр Клименко и Игореша Павловский аплодируют и топают ногами, а расположившийся чуть поодаль, мистер Чжао, он же Режиссер, угрюмо молчит и выглядит совсем не радостным.

Сельская свадьба. Я сижу за столом и терзаю гармонь. Местные красотки, подрагивая крупными, без малейшей примеси силикона, бюстами, пляшут и бросают в мою сторону игривые взгляды.

Там же. Теперь я уже не за столом, а где-то за сараями и без гармони. Мне вдохновенно бьют морду.

И многое другое, не менее интересное. В перерывах между этими чудными видениями я ненадолго приходил в себя, вытирал полотенцем взмокшую физиономию, пил воду и опять проваливался в забытье, как в омут.

Через две недели все более или менее наладилось. Ночное кино исчезло, зато появился аппетит. А еще через три дня меня выдернули из постели, приказали одеться, после чего надели наручники и отвели сначала в душ, а потом — в одиночку эконом-класса.

Прошел, сел на топчан или шконку, не знаю, осмотрелся. Простенько и со вкусом, ничего лишнего: спальное место у стенки, стол с двумя табуретами, сантехника (унитаз и раковина) в углу. Крохотное окошко, плафон на потолке, и то и другое с решетками. Встал и для начала измерил свое новое жилище. Семь с половиной шагов в длину, пять в ширину, не заблудишься, не Большой театр. Но и не телефонная будка, даже можно прогуливаться. Чем я и занялся.

Итак, что мы имеем? Да ничего хорошего. Даже если «органы разберутся». У нас в отечестве, как известно, героями не становится, ими назначают, причем со скрипом и далеко не каждого. Зато вакансий врагов народа — море. Так что отчизна меня ласково мягкими теплыми руками не обнимет и к груди не прижмет. Наоборот, глянет тусклым рыбьим глазом, цепко возьмет за ухо и проскрипит: «Пройдемте, гражданин». Я ускорил шаг.

Так, что же делать? А ничего такого особенного. Просто жить. Как сказал когда-то Бегемот, «по возможности, достойно». В гармонии с окружающей действительностью, какой бы паскудной она ни оказалась, и с уважением к самому себе. С этим у меня сейчас полный порядок. Во-первых, я опять начал жить, а, во-вторых, впервые за долгие годы мне совершенно не хочется плюнуть самому себе в рожу. Вот только Киру жалко, хотя, думаю, он знал, на что идет, когда вливался в нашу компанию.

А ведь все равно мы их всех умыли и Режиссера со всей его командой, и этого козла полковника, и еще кое-кого. Так что, выше голову! Долой нытье! Побольше оптимизма и спорта, лучшего лекарства от грустных мыслей. Я сбросил куртку и начал трусить по камере, стараясь не удариться о «мебель» и не свалиться в унитаз. Очень скоро я весь взмок, с непривычки сбилось дыхание.

Такого вот, красивого: насквозь мокрого и тяжело дышащего, меня и выдернули на первый допрос.

Пятого ноября (Бывший день советской военной разведки, ныне — День военного разведчика), в отличие от десятого числа того же месяца, всенародного энтузиазма в обожаемом отечестве не наблюдается. Никаких тебе торжественных концертов, фейерверков и народных гуляний. И это правильно, разведчики, что бывшие, что действующие, лишнего шума вокруг собственных персон не одобряют, а потому поздравляют друг дружку и празднуют с энтузиазмом и без экстаза.

Поздравления, как водится, идут по цепочке, снизу вверх, а потом возвращаются в виде речей на торжественных собраниях, награждений, раздач ценных подарков и прочих поощрений. Наиболее популярным из них в разведке является снятие ранее наложенного взыскания. Без них (взысканий) в этой службе никак нельзя, потому что в процессе специализированной деятельности довольно часто приходится нарушать все что угодно, порой в особо циничной форме.

Отставным сотрудникам много легче, нежели еще состоящим на службе. Им уже не надо делать карьеру, вылизывать филейные части тела руководства и просто стараться быть приятными. А потому среди них действует неписаное, но строго соблюдаемое правило. Бывшие подчиненные в этот день передают слова благодарности бывшим командирам, но только тем, кто действительно их заслуживают. И модный вопрос о рейтингах решается сам собой.

Телефоны у Волкова начали трезвонить с раннего утра. На связь выходили бывшие бойцы его бывшей группы, прежние сослуживцы, знакомые и приятели. Сам он позвонил только двоим: генерал-майору в отставке Ярилову и Герману Бацунину, когда-то подполковнику, а ныне — просто олигарху. Приехав в офис «Передовых технологий», первым делом зашел в один из кабинетов. Сидевший за столом человек со словами: «До вечера» положил трубку и встал из-за стола.

— С праздником, командир, — произнес Сергей. Подошел и протянул руку.

— И тебя, Бегемот, — Юрий Витальевич, который предпочитал именоваться без отчества, просто Юрием (не любил церемоний), до хруста в суставах сдавил ладонь своего бывшего бойца и сел на место. — Вечером, как всегда?

— Конечно… — телефон на столе опять зазвонил и Сергей вышел.

В этот день хозяину этого кабинета звонили многие. Иначе просто не могло быть. Есть такое понятие «Гамбургский счет», то есть настоящая, без лишних понтов и вывертов реальность. Так вот, по этому самому счету, авторитет Совы был очень и очень высок. Сам он в этот день отметился с поздравлениями всего три раза: отзвонился в Тверскую область бодрому пенсионеру Ярилову и ТОМУ САМОМУ Большакову, о котором говорили, что его на самом-то деле вовсе и не было, уж больно много дел, хороших и разных ему приписывалось. А еще — одному генералу из управления, какому-то Михалычу.

Ярилов в тот день сделал всего-навсего один звонок.

— Доброе утро, командир, с праздником.

— Аналогично, малой, — оказывается, на свете существовал человек, называвший генерала малым.

— Как дела, здоровье?

— Скриплю, — лаконично ответил Большаков.

Сам он в этот день он вообще никому не звонил и ни с чем не поздравлял. Просто надел строгий темно-синий костюм с золотой звездой Героя Советского Союза на лацкане, черное пальто и поехал навестить своего командира. С утра на Алексеевском кладбище было тихо и безлюдно.

* * *

— Что так взмок, сука, обоссался? — здоровяк в синей прокурорской форме саданул кулаком по разделяющей нас решетке, да так, что она задрожала. А я лишний раз порадовался тому, что как особо опасный преступник был отделен ею от него: кулачище у мужика был размером с астраханский арбуз. И второй — точно такой же.

Он метался по кабинету как молодой Майк Тайсон по рингу перед боем, размахивал конечностями, угрожающе ревел, разве что не пинал стены ногами. Вдруг подскочил к решетке и, схватив ее ручищами, затряс. Я всерьез обеспокоился о сохранности казенного имущества и себя, любимого.