Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

Константина натянула простыню себе на грудь и кивнула.

– Да. – Она изучающее смотрела ему в лицо. – Я не знала, что есть мужчины, для которых это важно.

Джон вздохнул:

– Я тоже обнаружил это только сегодня.

* * *

Переезд проходил без сучка и задоринки. Джону пришлось лишь уложить сумку со своими документами и бумагами, об остальном позаботились перевозчики. Он простился со всеми, выслушал несколько добрых напутствий патрона, сердечные пожелания от Альберто, не такие сердечные, но несомненно искренние – от Грегорио, а Эдуардо его и так сопровождал, чтобы организовать вечеринку в честь новоселья. По дороге он пообещал его как следует поколотить, если он еще раз устроит что-нибудь подобное с Константиной.

Вооруженные охранники с собаками тоже переехали в Портесето и учинили там тревогу среди персонала, занятого подготовкой к вечеринке. Архитекторша, ожидавшая его у входа, тоже нервничала из-за того, что сдавала ему готовый объект. Во время обхода виллы она так прижимала к себе свою папку с документами, будто в ней был стимулятор ее сердца.

Джон велел показать ему все, и все ему нравилось. Плавательный бассейн на нижнем этаже, из которого было видно море, сообщался через подвижную разделительную стенку с ванной-джакузи. Многочисленные комнаты для гостей были оформлены по-разному: одна в английском колониальном стиле, другая представляла собой композицию из современного итальянского дизайна, следующая являлась студией в дальневосточном стиле дзен. Кухня сверкала новейшими приборами из нержавеющей стали, из столовой не хотелось выходить, а салон с волшебным видом был как сновидение. Было почти слышно, как у архитекторши с каждым одобрительным кивком хозяина падал с сердца очередной камень.

После того как он поставил свою подпись на акте приема работ и архитекторша распрощалась, появился Джереми и сказал, что сейчас, если это не противоречит его планам на сегодня, он, Джереми, мог бы представить ему весь персонал виллы.

– Не противоречит, – кивнул Джон.

Джереми был настоящий английский дворецкий. Собственно, он был испанец – по паспорту он значился не Джереми, а Джавьер, – но поскольку он закончил Ivor Spencer International School for Butler Administrators, он был больше британцем, чем сам герцог Эдинбургский. Нашел его Эдуардо, и тот произвел на Джона такое впечатление, что ему было доверено набрать остальной персонал по своему усмотрению, ведь все равно им придется работать под его началом.

Джон познакомился со всеми. Густав, французский повар, обладал заразительно хорошим настроением; София, экономка, происходила из Неаполя и до сих пор работала только в высокородных домах, это она подчеркнула; Франциска, горничная, бледное миниатюрное создание, едва осмеливалась поднять на него глаза, а улыбнуться рисковала не дольше, чем на одну секунду; и, наконец, непривычное: садовница. Ее звали Мария, она ухаживала за несколькими садами по соседству и жила в собственной квартире в центре Портесето, что было очень удобно, поскольку при вилле, если не считать домика привратника, занятого службой охраны, было всего четыре служебных квартиры.

– Чудесно, – сказал Джон, улыбнулся и пожелал себе избавиться от чувства, что он актер, который играет роль богатого человека.

* * *

Кто-то составил в его спальне штабелем коробки с вещами из Нью-Йорка. Он про них уже почти забыл. Он снял верхнюю коробку, стянул клейкую ленту и, забавляясь, извлек на свет божий кухонную посуду, которой пользовался годами и которая теперь, после нескольких недель богатства, показалась ему законченным хламом. Узор на тарелках был назойливый и дешевый, вилки и ножи – какие-то жестянки, чашки – с выщербленными краями. Кастрюли: металлолом, годный разве что под корм собакам. И стоило все это везти сюда через всю Атлантику!

Он отставил коробку в сторону. Выкинуть. Прошлое. Но потом снова раскрыл ее, еще раз взял одну из своих старых тарелок и стал ее разглядывать, будто это была археологическая находка.

Как могло получиться, что целые годы эта тарелка была для него хороша, а сейчас он счел бы для себя возмутительным, если бы ему пришлось из нее есть? Что с ним случилось? Если он больше не может вернуться туда, откуда пришел, это значит, что он стал пленником богатства, зависимым от роскоши и денег. Неужто в один прекрасный день он продал бы свою душу, лишь бы никогда больше не разогревать себе гороховый суп в жестяной кастрюле?

Он открыл другую коробку. Их было не так много. Все его добро, нажитое к двадцати восьми годам, могло целиком поместиться в «Форде пикап». А вот рисовальные принадлежности. Засохшие краски в заляпанных банках, кисти, которые он вовремя не промыл, и теперь они задеревенели, пустые бутылочки, из которых испарился терпентин. Холст с начатым наброском. И целая коробка неиспользованных тюбиков с масляными красками! Как они тут оказались?

Распорядиться, чтобы коробки спустили в подвал? Как знать, что будет? Вдруг однажды все кончится, и придется ему погрузить в машину то, что было его, и убраться восвояси, на волю: никому ничего не должен, никому ничем не обязан. Вот именно. Так он и сделает.

А где-то еще должны быть его книги, они могут ему понадобиться. И его записная книжечка с адресами. Коробка с письмами. Фотографии. Он перерыл коробки, которые были упакованы хоть и аккуратно, но бессистемно. Странное чувство – вытащить старые джинсы или растоптанные кроссовки. Его черно-красную клетчатую рубашку, купленную на толкучке за три доллара. Некоторые пуговицы он пришивал сам, Сара показала ему, как это делается. На рукавах заплатки, поставленные еще его матерью, почти совсем незаметные.

Так он перерывал одно воспоминание за другим, извлекая их из коробок и из своей памяти, пока в комнату неожиданно не ворвался Эдуардо.

– Ах, вот ты где, – воскликнул он в радостном возбуждении. – Ты что, весь день хочешь проторчать здесь со своим старым барахлом? Тебя гости ждут!

В комнату за ним ворвался дальний шум музыки, звона бокалов и беспорядочного гула голосов.

Его гости? Это были гости Эдуардо. Это он зазвал их сюда. Молодые художники, молодые бизнесмены, молодые университетские доценты. Он не знал здесь ни души, за исключением Константины, которую заметил перед этим в саду: она флиртовала с мужчиной, одетым во все черное, и он не почувствовал потребности непременно с ней встретиться.

– Да, – сказал Джон. – Может, и проторчу тут целый день с барахлом.

– Нет-нет, ты этого не сделаешь. Это ведь твоя вечеринка, парень! Это твои гости, они подъедают все из твоего холодильника и опустошают твой дом, так что хотя бы поздоровайся с ними. А то и познакомишься с кем, вдруг пригодится?

– У меня сейчас настроение не для вечеринки.

– Ну-ну. Чья это была идея? Кто сказал: Эдуардо, давай устроим новоселье?

– Да, я помню. Это была ошибка. Все эти продолжительные вечеринки – совсем не то, о чем говорилось в предсказании.

Эдуардо уставился на него так, будто тот уронил ему на ногу наковальню.