Высоко над страхом - Людмила Мартова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вкусно? — улыбаясь, спросила она. — Я вам сейчас еще с вареньем принесу. Будете с вареньем?
— Буду, — сказал немного осоловевший от сытости Иван. — Я все буду. Вы такие вкусные пироги печете, что я душу готов за них заложить.
— Да уж зачем мне ваша душа? — Любовь Николаевна озорно улыбнулась и от этой улыбки волшебным образом помолодела, скинув лет двадцать, не меньше. — Вот от тела вашего, молодой человек, я бы в давно минувшие годы не отказалась, а теперь уж что поделаешь. Только уступить дорогу молодым и остается.
Лида поперхнулась чаем от изумления, уставившись на свекровь во все глаза и бросив тревожный взгляд на Лизу, не слышала ли непредназначенные для детских ушей фривольные бабкины речи. А Иван неожиданно для самого себя смутился чуть не до слез. У него даже уши стали красными.
— Спасибо вам, — фальшивым голосом сказал он, поднимаясь со стула. — И за пироги, и на добром слове, как говорится.
— Вань, ты куда? — всполошилась Лида. — Рано же еще, семи нет.
— Мне еще в одно место съездить нужно, — извиняющимся тоном сказал он. — Лида, ты смотри, если тебе не понравится спать головой к елке, то мой диван в твоем распоряжении, а раскладушку для меня перетащим. Тут же у вас теперь вообще не повернуться.
— Ничего, в тесноте, да не в обиде, — успокоила его Лида и, помолчав, добавила: — А то место, в которое ты собрался, это не опасно?
— Нет, что ты. Мне нужно к вдове Гришки заехать. К Галине. Ты ведь ее помнишь?
— Да. Хочешь поддержать ее после похорон? Молодец, Вань.
— Нет. Она сегодня на меня накинулась, как собака цепная. Закричала, что это из-за меня Гришку убили.
— Ну и что? Человек не в себе был. Похороны мужа, ты ж понимаешь.
— Конечно, понимаю. — Иван досадливо махнул рукой. — Ты не думай, я не обижаюсь. Я понять хочу. Что она такого имела в виду? Если Галя что-то знает, имеющее отношение к Гришкиной смерти, что меня касается, то почему сразу не сказала. Когда мы с тобой у нее были.
— Хочешь, я и сейчас с тобой съезжу?
— Хочу, — признался Иван. — Я тебе честно скажу, что мне даже страшно ей на глаза показываться. Она так кричала утром, будто правда верит, что это я Гришку убил.
— Езжайте, — решительно заявила Любовь Николаевна. — Мы с Лизонькой пока посуду помоем, сырники на завтрак поджарим, книжку почитаем. А вы езжайте. Нерешенные вопросы и несделанные дела не надо оставлять на завтра. Вы, Ванечка, вообще поторопитесь. Все проблемы вы должны разрешить в старом году, чтобы не тащить их с собой в год новый. Вы меня понимаете?
— Да я бы с удовольствием, — уныло сказал Иван. — Кабы это от меня зависело.
Уже в машине, посмотрев на его сосредоточенное в преддверии неприятного разговора лицо, Лида тихонько взяла Ивана за руку. Машину он уверенно вел одной. А вторая так и осталась зажатой в ее маленькой ладошке, нежной, но неожиданно сильной.
Такая не по-женски крепкая рука была у его матери. Иван считал, что это оттого, что мама хирург. Но ведь Лида вовсе не была хирургом. Она педиатр. Или крепость руки зависит не от профессии, а от характера? Стального характера, прячущегося в хрупком и гибком женском теле. При мысли о теле Лиды Иван даже вспотел немного. Больше всего на свете он хотел сейчас никуда не ехать, а запереть Лиду в своей квартире, где не будет никого, кроме нее, его и старого, но широкого и надежного дивана.
— Сперва дело, — твердо сказал предмет его мечтаний с соседнего сиденья, будто послушав его греховные мысли. — Любовь Николаевна права, все неприятности нужно оставить в старом году, а это значит, что у тебя осталось всего несколько дней, чтобы со всем разобраться.
— Не уверен, что смогу.
— Сможешь. — В ее голосе не было ничего, кроме железобетонной уверенности в его силах. — С моими трудностями разобрался и со своими сможешь.
Помните, как в книжке про Винни-Пуха Кристофер Робин снаряжал «искпедицию» в поисках оси земли? Во многих из нас есть такая ось. Тот внутренний стержень, который позволяет нам оставаться в вертикальном положении и ровно держать спину при любых ударах и ветрах судьбы.
Плохо тем людям, у которых нет внутреннего стержня. Любая неудача пригибает их к земле, заставляет, склонив голову, сдаться на милость победителю. С завистью и гневом смотрят они на счастливчиков, которым довелось иметь стержень. Тем хорошо, их ничто не может ни сломить, ни согнуть.
Интересно, думал ли кто-нибудь из завистников, что внутренний стержень — это «осиновый кол», который раз и навсегда вгоняют в тебя вместе с чувством долга, ответственностью за собственную жизнь и жизнь твоих близких, с работоспособностью, иногда выходящей за пределы нормы, с синдромом отличника, не позволяющим сделать хоть что-то не на пять?
Люди с внутренним стержнем навсегда пригвождены к своей роли победителя, успешного человека, умеющего все и не боящегося ничего. Им не сочувствуют, потому что они не вызывают жалости. Им не дают советов, потому что они все знают лучше других. За них никто не отвечает, потому что это они отвечают за всех.
У людей с внутренним стержнем усталость металла наступает внезапно и необратимо. Кряк. И он ломается надвое, и его приходится скреплять большими болтами, как позвоночник фигуриста Плющенко.
Внутренний стержень подвержен коррозии. Помните об этом, если рядом с вами живут люди с крепким внутренним стержнем.
Я считаю, что везет каждому. Просто не каждый умеет этим пользоваться.
Галина Маргулис была дома. Открыв дверь, она безучастно посмотрела на топчущихся на пороге Ивана и Лиду и, ничего не сказав, исчезла в глубине квартиры.
— Пошли? — Лида вопросительно посмотрела на Ивана.
— А куда деваться. — Он вздохнул. — Если она будет швырять в меня тяжелые предметы, ты уж не дай меня в обиду, пожалуйста.
— Такой большой, а боишься, — насмешливо сказала Лида, хотя ситуация вовсе не располагала к веселью. Она видела, что сейчас Иван крайне нуждается в ободрении. — Конечно, я не дам тебя в обиду. Можешь не сомневаться.
В квартире было темно и почему-то пахло пылью. В прошлый визит Лида не отметила ничего подобного, поэтому мимоходом удивилась, а потом поняла. Сразу после убийства квартира, хранившая еще тепло хозяина, была такой же, как всегда, — уютной, чистой, обжитой. Сейчас, спустя неделю, квартира была похожа на пса, потерявшего хозяина, — такая же унылая, безрадостная, утратившая интерес к жизни.
Разуваться они не стали. Вдруг придется спасаться бегством от разъяренной Галины. На цыпочках, держась друг за друга, они прошли в большую комнату, где никого не оказалось, а затем в кухню. Галина была там. Стояла у окна, смотрела в темный прямоугольник телевизора, в котором отражалось лишь ее заплаканное лицо, и думала о чем-то своем.