Кромешная ночь - Джим Томпсон

Доктор Додсон в очередной раз хмыкнул:

— Приехали! Вот уже письма какие-то подметные… Что дальше-то будет?

Шериф так крутнулся к нему, будто сейчас набросится.

— Он там был или не был? И как это понять, что не успел я получить письмо, как…

— Насколько я понял, — со вздохом сказал окружной прокурор, — мы установили, что он там поблизости прогуливается приблизительно в это же время каждый вечер.

— Но не Уинрой! К тому же вовсе не установлено, откуда мне…

Прочистив горло, заговорил Кендал:

— Поскольку вы, похоже, не желаете рассматривать ваше письмо как происки какого-то мерзавца, который следил за передвижениями мистера Бигелоу и которому на руку это плачевное, однако ни коим образом не необычайное совпадение…

— По мне так, совершенно необычайное!

— Ну что ж, тогда, в свете вышесказанного, объяснение вашему письму может быть только одно. Этот изворотливый и коварный убийца, — тут он бросил извиняющийся взгляд на меня, — самый неуловимый, самый скрытный преступник в стране, бродил по городу, посвящая в свои планы… Что-то не так, шериф?

— Я про это ничего не говорил, я… мне…

— Понятно. Стало быть, если продолжить ваши рассуждения, это письмо написал… Или нет, оно, наверное, было напечатано. Это письмо послал вам он сам! Чтобы вы оказались поблизости, когда придет пора его брать.

Доктор Додсон разразился смехом. Окружной прокурор делал отчаянные попытки не рассмеяться, но ему это не вполне удавалось.

— Что ж, — сказал он, хлопнув ладонями по крышке стола. — Билл, я думаю, лучшее, что мы можем сделать, это…

— Нет-нет, минуточку! Он мог иметь сообщника! И тот мог его сдать!

— Ай, да ну вас! — Кендал покачал головой. — Он ведь приезжий. Я живу с ним бок о бок, мы вместе работаем, и — уверяю вас! — у него здесь нет близких людей, кроме меня. Но может быть, вы как раз это и имели в виду, шериф? Вы полагаете, что в этом замешан я?

— Ну разве я говорил такое? — Шериф смотрел на него злобно, но беспомощно. — Я ведь… Ведь у меня есть на него не только это. У меня есть телеграмма от родственника тех людей, у которых он долгое время проживал. Там говорится, что он опутал стариков обманом, измывался над ними и…

— Но вы, кажется, и еще две телеграммы обо мне получили, — вклинился я. — От начальника полиции и окружного судьи. Что там про меня говорится?

— Я… да ну, черт!.. зачем же ты сегодня от меня побежал?

— Я никуда ни от кого не бегал, шериф.

— Но почему не остановился, когда я орал тебе? Ты же слышал!

— Я что-то слышал, но кричали в двух кварталах от меня. Откуда я знаю, что это кричали мне.

— Да ну… гм… странно.

Он помолчал, пытаясь придумать, о чем бы меня еще спросить. Колеблясь, облизнул губы. Искоса поглядел на Кендала и Додсона, на окружного прокурора, а внутренним оком не иначе как и на свою жену, уже вовсю страдая оттого, что ему придется объясняться и оправдываться перед нею.

Прокурор зевнул, потер глаза.

— Ну вот, — сказал он, — теперь на нас накинется целая армия чинов городской полиции. Выстроят нас в шеренгу и станут объяснять, как мы должны работать. Помните, что было в прошлый раз?

— Да ладно, я… — Шериф сглотнул слюну. — Не будет ничего такого. Мои ребята не проболтаются.

— Ему-то, поди, как раз этого и хочется, — сказал доктор Додсон. — Любит, когда его физиономия красуется в газетах. Если бы я не знал, что вам и без того достанется, я бы выкатил против вас жалобу в администрацию округа.

— Жалобу? Ой как страшно! — Шериф вскочил на ноги. — Давайте, флаг вам в руки! Посмотрите, до какой степени мне начхать.

— Посмотрим, — мрачно кивнул Додсон. — А мальца я тем временем забираю и кладу к себе в клинику.

— Еще чего! Я никуда его не отпущу.

— Не отпустите? Ну-ну. Ему нужен покой и больничный уход. Это я сказал. А эти джентльмены — мои свидетели. И вот что я скажу вам еще, Саммерс… — Решительным жестом он нахлобучил свою шляпу. — Не очень-то удивляйтесь, если столкнетесь с ними на процессе, где вас будут обвинять в убийстве по преступной неосторожности.

— Ч-чушь. — Но глаза шерифа говорили иное. — Как он, интересно, тогда тут всю эту деятельность развел, если такой больной, а? Вот можете вы мне это объяснить?

— Я могу, но боюсь, вы не поймете. Пойдемте, Фил.

Что ж…

Так я попал в больницу.

Доктор прослушал и простукал меня с головы до ног, качая головой и то и дело озадаченно крякая. Потом он дал мне выпить мерный стаканчик какой-то желтоватой жижи и сделал три укола — по одному в каждую ляжку и еще один в грудь, в области сердца, после чего я уснул.

Но шериф Саммерс все еще не сдавался. В тот вечер он поставил помощника охранять дверь палаты. А наутро, около одиннадцати, явился собственной персоной и опять приставал с вопросами.

Вид у него был как с большого недосыпа. Готов побиться об заклад, что миссис Саммерс ему за ночь всю плешь проела.

Он упорствовал, талдычил свое, изображал крутого сыщика, но тут пришел Кендал. Кендал заговорил с ним ласково. Пригласил немного прогуляться, и они вместе вышли.

Я ухмыльнулся, закурил сигарету. Ох, Кендал, Кендал! Если он и не отработал еще полученный от Босса куш, то теперь-то уж точно начинает в полный рост его отрабатывать. Это же у него первый реальный шанс поговорить с шерифом без свидетелей.

Что он сделает дальше? Дальше он…

Отдых и то снадобье, которое дал мне доктор, между прочим, весьма меня взбодрили. Да ведь и то сказать: самый-то яркий бокс боец всегда показывает напоследок, перед тем как окончательно скопытиться. Я не надеялся переиграть Босса — его никто не переиграет, но я решил создать ему как можно больше затруднений. Пока он меня выследит и замочит, может пройти и год, и два, а сам-то я так долго протяну ли? Вот то-то и оно. Но может, мне еще удастся найти такое место или такую вещь, или что там еще я всю дорогу пытаюсь отыскать.

При себе у меня почти пять сотен долларов; еще больше в банке в Аризоне, но про те деньги уже можно смело забыть. С пятью сотнями долларов и хорошей машиной (притом что в Филадельфии есть точка, где я могу быстро обменять эту машину на другую), что ж, шансы есть. Терять-то все равно нечего.

…Когда Кендал вернулся, на часах было уже почти два. И я с уверенностью знал, что он мне собирается сказать, но он повел речь настолько издалека, что я почти что начал сомневаться.

Миссис Уинрой уехала в Нью-Йорк, сообщил он.

— Там у нее сестра заболела, и ей пришлось уехать внезапно. Бедняжка. Я никогда еще не видел ее в таком волнении.

— Как жа-алко, — в ответ протянул я; при этом смех распирал меня до боли. Ведь пока до нее доберутся, она, пожалуй, от одного этого волнения может сдохнуть! — И когда же она вернется?