Визитка злой волшебницы - Людмила Зарецкая

Однажды он пришел сообщить, что Эвелина заболела, и весь час, отведенный на урок, они проговорили, держась за руки. Он рассказывал про Бетховена, которого обожал, а потом, присев к фортепиано, сыграл «Лунную сонату», да так, что из учительской прибежали несколько восхищенных учителей – посмотреть на дивного исполнителя.

Так завязался их роман. Целовался Гавриил Алексеевич нежно и бережно, так что Аня таяла в его объятиях, забывая о своих страхах. Пытаясь навсегда прогнать их, она, робея и трепеща, однажды пригласила любимого Гаврюшу к себе, а потом рыдала у него на груди, объясняя, почему не может быть с ним настоящей женщиной. Он шептал ей в ухо какие-то ласковые глупости, а спустя два дня принес справку из вендиспансера. Любовником он оказался внимательным и чутким, а самое главное – нежным и неторопливым, и под его руками маленькие чудища, много лет снившиеся Ане по ночам, наконец-то канули в небытие.

Они очень любили друг друга. Аня знала, что он женат, но ее это не волновало. Ей даже в голову не приходило отнять у маленькой Эвелины отца. Девочка оказалась удивительно неспособной к музыке. Гаврила это понимал и страшно мучился, но все-таки продолжал водить дочь на уроки, то ли надеясь на чудо, то ли просто чтобы иметь законный повод почаще видеться с любимой.

Потом случилась эпидемия гриппа, и Эвелину на урок привел старший брат Николай. В красавицу Анечку он влюбился с первого взгляда.

– Он мне просто проходу не давал, – рассказывала Анна внимательно слушавшей Инне. – Приходил каждый день. Заваливал цветами. Звал замуж. Я объясняла, что он почти на пять лет младше меня, что я люблю другого, но он меня не слушал. В него как бес вселился. Он твердил, что я все равно буду его женой, что нам на роду написано быть вместе. Я и смеялась, и злилась, ведь теперь он водил Эвелину на уроки вместо Гаврилы. Мы встречались тайком, урывками, и однажды Коля нас выследил.

Анна догадывалась, конечно, что он за ней следит, слишком часто он будто бы случайно попадался на пути, когда она возвращалась с работы или из магазина. Но отказаться от предложения Гаврилы вместе сходить в филармонию на концерт приехавшего с гастролями Хворостовского не смогла. Потом он пошел ее провожать, и около подъезда они долго целовались, забыв обо всем, пока не раздался гневный возглас и перед ними не возникло разъяренное лицо Коленьки.

– Он полез на отца с кулаками, представляете? Кричал, что тот украл у него мечту. Что он будет за меня бороться. Гаврила уворачивался от его ударов, просил успокоиться. Потом Коленька убежал, а мы поднялись ко мне в квартиру, ведь он отцу нос разбил. Гаврила был очень расстроен. Говорил, что у сына тонкая душевная организация. Что он влюблен, а потому в пылу молодости легко способен наделать глупостей. В общем, неприятный такой был вечер.

Николай после этого перестал приходить ко мне в школу. Перестал носить цветы и вообще путаться под ногами. Гаврила говорил, что он с ним демонстративно не разговаривает. А потом случилось то, что случилось.

– И что же? – затаив дыхание, спросила Инна.

– У Николая откуда-то появились большие деньги. Очень большие. Он помогал матери с бизнесом и провернул какую-то очень удачную сделку. И тогда он предложил другую сделку своему отцу. Купил ему квартиру в Вене, практически рядом с Венской оперой. Открыл счет в банке, чтобы Гаврила мог пожизненно жить на ренту. А взамен взял с него слово, что он оставит меня в покое.

– Не может быть! – Инна не верила своим ушам.

– Мне тоже казалось, что этого не может быть. Я к тому моменту уже знала, что беременна. Мне казалось, что мы вполне можем жить на две наши учительские зарплаты и растить ребенка, если Гаврила захочет уйти из семьи. И что я вполне справлюсь с тем, чтобы вырастить ребенка одна, если не захочет. Но я была абсолютно не готова к тому, что он меня продаст собственному сыну! Обменяет на безмятежную, праздную жизнь в Вене! Но то ли я переоценила его любовь ко мне, то ли недооценила его любовь к Бетховену, которого он вот уже десять лет может слушать целыми днями…

– И что было дальше?

– Дальше? Дальше я в положенный срок родила сына, которого его отец уже не увидел. Это оказалось очень тяжело – растить ребенка одной, без мужа и без денег. А Коля всегда находился рядом. Приносил памперсы, которые тогда были в новинку, давал мне поспать, а сам гулял с коляской. Бегал в магазин за продуктами.

Сначала я его ненавидела за то, что он отобрал у меня Гаврилу. Но он терпеливо сносил все попреки, лишь уверял, что любит меня больше жизни и все сделает, чтобы я была счастлива. Я умоляла, чтобы он отправил меня к отцу, но это было то единственное, на что он никогда не соглашался.

При этом Николай богател, фантастически, на глазах. Он купил мне шубу, потом вторую, третью, пятую. Он осыпал меня бриллиантами. Купил мне другую квартиру. Вы много знаете женщин, которые устояли бы перед таким вниманием, терпением, таким проявлением любви? Он ничего от меня не требовал, просто терпеливо ждал и всегда находился рядом, когда мне нужна была помощь.

И через несколько лет я сдалась. Правда, честно предупредила, что если когда-нибудь Гаврила меня позовет, уйду сразу. Именно по этой причине я наотрез отказалась выходить замуж. Стать Манойловой я была согласна только с его отцом. Он стерпел и это. Мы начали встречаться. Когда я позволяла, он оставался у меня ночевать, когда была не в настроении, возвращался домой. Потом у нас родилась дочь, но и ей я наотрез отказалась давать его фамилию.

– Много он от вас натерпелся… – не удержалась Инна.

– Много, – Анна равнодушно кивнула. – Но и я натерпелась не меньше. Каждый раз, ложась с ним в постель, я вспоминала Гаврилу. Я надеялась, что с годами Коля остынет ко мне, влюбится в другую женщину, и тогда я смогу уехать в Вену. Но он мне даже не изменил ни разу. Про него ведь всякие байки ходят, многие даже подозревают, что он голубой, ни на одном мальчишнике его ни разу с бабой не видели. А все потому, что ему, кроме меня, проклятой, никто не нужен. Я ведь его ненавижу, он мне жизнь сломал! А бросить не могу. Ведь Гаврила, пока сын не разрешит, ко мне все равно не вернется. Никто другой мне не нужен. А одной трудно. Я уже к своему уровню жизни привыкла. Такая судьба, видимо. Вам меня жалко?

– Если честно, то нет, – Инна задумчиво посмотрела в окно. – Каждый человек волен менять свою судьбу, если его в ней что-то не устраивает. Вы меня, конечно, простите, но уж откровенность за откровенность. Вы уже десять лет живете с подонком, который способен купить любимую женщину. И все эти годы любите другого подонка, который способен ее продать, да еще с собственным ребенком в придачу. И оправдание вы себе ищете, потому что с золотой клеткой проститься не в силах. Чему тут сочувствовать?

– Осуждаете, значит, – в голосе Анны прорезалась внезапная сталь.

– Нет, не осуждаю, сама не идеальна. Но в такой мерзости жить бы не стала. Себя уважаю.

– Да-а-а, правильно Колька говорил, что вас нужно опасаться! Змея, а не женщина, – Анна резко сорвала с себя шапочку и бросилась в соседний зал с требованием немедленно смыть с ее волос краску.