Ничего не возьму с собой - Алла Полянская

— У Игоря начался переходный возраст и появились ужасные прыщи. — Аня вздохнула. — Это реально выглядело страшно: синюшные гнойники по всему лицу, плечам, спине, они прорывались, заживали, но оставались жуткие рубцы, и ни один врач не мог этой беде помочь. За три года эта гадость изуродовала Игоря до того состояния, что ты видел. И моя мать не захотела это видеть, ей было неприятно. А потому мне строжайше запретили звать Игоря к нам в дом.

— Немыслимо.

— Вполне в духе моей матери, — горькая улыбка пробежала по лицу Ани. — В этом она вся. Она же поздний балованный ребенок, залюбленный и захваленный до абсурда. Она в принципе не способна ни на сострадание, ни на проявление эмоций по отношению к другому человеку.

— А родители Игоря?

— А родители Игоря попроще, но отец там вообще права голоса не имеет, обычный подкаблучник, который всю жизнь пашет, но все никак не достигнет высоких стандартов жены. Мать Игоря всю жизнь подражает моей матери, да так удачно у нее это получается, что ты их с десяти шагов не отличишь. Вот при ближайшем рассмотрении становится заметно, что и мех у нее искусственный, и платьице не от Шанель, а у тети Маши сшито, хоть и по картинке «от Шанель». Но внутренне она точно такая же, как и моя мать. Тут уж чистое копирование, потому что она из многодетной бедной семьи, все они уже спились и умерли, а тетя Лена вот нет, вполне жива и благополучна. А то, что дети выросли социофобами… Да плевать ей! Игорь-то хоть со мной мог общаться и все-таки нашел себе отдушину — покатушки велосипедные. Там у него друзья появились — хорошие ребята оказались, плюнули на его нелюдимость и растормошили. А вот Влада росла сама по себе, а уж какой выросла, ты сам видел. Затравленная и затюканная, не способная ни к каким решениям. Прикрикни на нее, сделает все что угодно. Этим я сегодня и воспользовалась, — потупилась Анна.

Никита вспомнил некрасивое, покрытое рытвинами лицо Влады и подумал о том, что судьба иногда обходится с людьми очень по-скотски.

— Но ты-то не такая.

Он наконец отважился задать какой-то тон беседе, перейдя на явное «ты», и Аня подхватила это.

— Ты не понимаешь. — Она покрутила в руках цветастую чашку. — Я по сути такая же. Меня нет помимо моей работы или любой другой деятельности. Мне нужно ощущать себя полезной, без этого я просто с ума, наверное, сойду. Я пытаюсь бороться с этим, но пока…

— Ну, ты борись. Могу дать тебе выходной, будешь сибаритствовать, диван в твоем распоряжении.

Аня понимает, что вот сейчас Никита вроде как предложил ей пожить в его квартире, но дело в том, что она понимает лишь четкие формулировки.

— Нет, я пока воздержусь.

И непонятно, от чего она воздержится — от выходного или от предложения пожить на диване в квартире Никиты.

Неловкость нарастает. Пока они что-то делали, решали проблемы, суетились, вообще не обращали внимания на политес. Никита смутно помнит, как трясла его за плечи менеджер Лепехина, одетая в ночную рубашку его матери, помнит ее заплаканное лицо и испуганные глаза, и, как они тогда обращались друг к другу, он сейчас даже сказать не может. А потом похороны Игоря и бегство от матери Ани по могилам. Тогда вообще было неважно, кто там кому директор, унесли ноги, и слава богам.

А вот сейчас между ними намертво встала субординация, которая обоим кажется глупой, но альтернативы ей они еще не придумали, и оба не уверены, до конца ли преодолели взаимное отчуждение, или так, только на сегодня.

Потому что где-то там, в пространстве, есть Габриэлла, которой Никита доверял, а получилась такая вот беда. И конечно же, Аня уверена, что Никита никак не сравнивает ее с той мерзавкой, а какой-то червячок сомнений все же гложет, и она молчит.

Никита идет в спальню — обычно здесь спит мать, а он в гостиной на диване, но вчера мать поменяла заведенный порядок, и они решают оставить все как есть. Никита слышит, как Аня шуршит простынями, расстилая их заново, и понимает, что он не один.

О том, что в магазине кто-то убил и подвесил кладовщика и сегодня он был на его похоронах, Никита сейчас вспомнил как-то вскользь, но подумать об этом не успел. Его толкнули в темный коридор, он упал в мягкую тьму, где звучали чьи-то шаги, и он шел на звук и не мог никак догнать идущего.

* * *

Виктор всегда с радостью ехал домой после работы. Ему нравилось войти в свою квартиру, вдохнуть запах домашнего уюта, услышать знакомые звуки. Дом у него ассоциировался с семьей — с Раисой, которая и после двадцати лет брака вызывала в нем грешные мысли, с детьми — Светка подросла и стала очень похожа на мать, и Виктор часто думал, как уберечь дочку от опасностей, подстерегающих молодую красивую девушку за пределами дома. И тем не менее он осознавал, что Светка из всех его детей больше характером похожа на него, похожа внутренне. И если мальчишки еще колебались в поисках собственной линии поведения, то со Светкой все уже было ясно: умная, очень осторожная, за пределами семьи она никогда не раскрывалась полностью, не было у нее настолько закадычных подруг, с которыми она бы обсуждала свои девичьи дела. Психологи назвали бы это недоверием к миру, но Виктор-то хорошо знал, что мир — не то местечко, где можно доверять кому попало.

И только семья всегда будет опорой.

Но сейчас дом встретил Виктора пустой тишиной.

Это была не та тишина, которая иногда случается в любом доме, когда семья разбредается по своим делам. Тогда тишина бывает мирной, словно дом спит, ожидая хозяев. Виктор любил иногда вот так посреди дня заскочить домой, зная, что квартира пуста: ему нравилось принять душ, съесть приготовленный Раисой суп, полежать на диване, потому что вечером в доме будет дым коромыслом, звуки компьютерных баталий, смех… В общем, обычные домашние звуки, а Виктору нравилось побыть в тишине.

Но сейчас тишина пустая — она уже не ждет, потому что жильцы покинули квартиру, и, когда вернутся, неизвестно. Виктор, конечно, рад, что семья в безопасности, но теперь нужно раскручивать дело очень быстро, потому что невозможно до бесконечности прятать семью, а не прятать может выйти себе дороже.

Виктор разулся в прихожей, повесил куртку в шкаф, прошел на кухню, неся с собой пакет с пивными бутылками. Можно посмотреть свежую серию «Морской полиции» и попить пивка — просто освободить голову, расслабиться. Дело, которое он взвалил на себя, выглядит таким сложным и опасным, что он не помнит даже, когда раньше такое попадалось.

Но никогда еще его работа не угрожала жизни и здоровью его близких.

Конечно, работая в полиции, Виктор знал: рано или поздно наступит момент, когда его расследование станет достаточно горячим, чтобы выплеснуться за пределы его рабочего кабинета, и тогда ему придется сделать все, чтобы защитить свою семью. И он знал, что ему помогут коллеги, они же и лучшие друзья — Дэн Реутов и генерал Бережной.

Но в данном случае друзья и коллеги оказались с ним в одной лодке.

— И что бы мне тогда остаться дома! — Виктор заглянул в холодильник. — Так нет, сам же и вляпался, поехал предупреждать гражданина об опасности. Еще и Раису в это втравил.