Нефть, метель и другие веселые боги - Иван Шипнигов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Я не помог Маше надеть пальто, и она не сразу попала персиковым локтем в рукав. Сам же я ловко, небрежно накинул подсохшую куртку. Сквозь стеклянную стену торгового центра светили огромные синие буквы названия вокзала, и казалось, что это витрина и буквы можно купить.
Мы шли к метро по черному, глянцевитому после дождя асфальту. Я шагал широко и как бы снисходительно, Маша болезненно семенила, чуть приотстав. Нас обогнала девушка в балетках.
– Смотрю на нее и мерзну… – сказала Маша, чуть передернув от озноба плечами.
– Но в туфлях тебе ведь не холодно?
– Да. Но они новые. И ужасно жмут, – безо всякой связи добавила она.
Утомленная долгой беседой мысль стала затихать, и внутри заворочалось, завибрировало: муза… жена… первый читатель… секретарь, литературный агент… всего двух колец не хватает. Наверное, надо жениться… Вдруг сложилась отчетливая, издевательская картинка: а ведь нужно сейчас обнять ее за хлястик пальто, и походка наша станет нелепой, подагрической, как у всякой обнявшейся за талии пары, у которой на двоих одно тело. Чушь. И тут я наконец вспомнил… и пошел медленно, осторожно. На правый Машин каблук был насажен бледно порозовевший от смущения осенний лист.
* * *
Выходя из метро, я споткнулся о ступеньку, и подошва моего правого ботинка оторвалась. Сначала я шел по блестящему черному тротуару, но глянцевитую гладь асфальта у автобусной остановки своротили, и я наступил голой ногой в сырую колючую яму. Было непривычно, низко, грязно. Я шел босиком по осенней земле, зато в рюкзаке у меня лежал новенький черный сияющий планшетный компьютер.
Дома в прихожей я долго отряхивал прах со своей правой ноги. Планшет оказался бракованным: держатель для симки не закрывался, она выпадала, и связь не работала.
У меня никогда не было игрушек, и я хотел игрушку. Какое, должно быть, в Сочи плотное, сочное лето. Скоро зима. И как, наверное, напряженно ждет тепла весенний лист, туго завернутый в почку отложенной про запас, сберегаемой кем-то жизни.
Компания «Седьмой континент» – одна из первых российских мультиформатных розничных сетей. Работа сразу в нескольких форматах позволяет компании не только постоянно расширять сферу своей деятельности, но и повышать конкурентоспособность магазинов, увеличивать круг постоянных покупателей с самыми разными предпочтениями и доходами.
www.corporate.7cont.ru
Если долго вслушиваться в многоголосое пиканье касс, можно услышать разговор.
– Ты?
– Да.
– Как?
– Так.
– И?
– Да!
Разговор идет по-китайски, в разных тональностях. В магазине очень слабые люминесцентные лампы, и если работать в ночную смену, то к утру начинают болеть глаза. Всегда очень грязный пол, сколько его ни моет молчаливая уборщица-узбечка. Очереди, утомительные и для покупателей, и для кассиров вечные очереди; везде в магазинах очереди, но почему в этой средненькой круглосутке на окраине спального района очередь даже в три часа ночи? И это без алкоголя?..
График сутки через двое, восьмичасовая смена, час перерыва на все про все, используй как хочешь. Так? Да. А так? Да. А так? Да. Так? Да!
Мадина жила на Вешняковской улице примерно посередине между станциями метро «Выхино» и «Новогиреево». Закончив техникум, она пошла работать в ближайший круглосуточный «Седьмой континент». Товароведом ее, конечно, никто не взял, и немалым трудом полученный диплом оказался бесполезным. Но Мадина и не рассчитывала сразу после техникума работать по специальности и поэтому спокойно выслушивала одну и ту же фразу, которую ей говорили все директора магазинов, куда она приходила: «Вот посиди сначала годик-другой на кассе, товар повыкладывай, в мясном за прилавком постой, а потом посмотрим, чего стоит твой диплом».
Вот этот вот час перерыва, который можно использовать как угодно, был главной подлостью этой работы. То есть сбегала по-быстрому покурить – засчитано: четыре минуты. На туалет, извините, тоже сколько-то времени требуется, сохраним секреты. Расположишься не спеша, с удовольствием поесть – течет, течет сквозь пальцы драгоценное время! Можно весь час потратить на царское пиршество – домашняя тушеная брокколи из пластмассового лоточка, а можно постоянно ходить курить. Курить научилась в Москве. Покурила, вернулась на кассу – и тут же обратно, курить. А можно послать все к чертям и запереться на весь нескончаемый час в туалете.
Была еще одна подлость: старый охранник, который ходил за покупателями и внимательно, не таясь, смотрел на их руки. Мадина забывалась от омерзения, хотелось крикнуть: охрана! Выведите этого человека!.. Но он и был охрана, и даже самые развязные подвыпившие мужики стихали, стушевывались под этим взглядом, прятали руки, вытирали их о штаны после взгляда охранника.
И еще, пожалуй, вот что не стоило бы терпеть: на каждой кассе был призывный плакатик, всем на свете рассказывающий о зарплате кассира в тридцать тысяч рублей и о «возможности дополнительного заработка». Не поработав и дня в московском офисе, Мадина откуда-то знала, что не стоит распространяться о своем ежемесячном заработке, и даже через свою небывалую смуглость она умудрялась отчетливо покраснеть – не за себя, нет! – она работала честно и на большее не рассчитывала, – а за директора магазина, за руководство сети, где считалось нормальным выставить на всеобщее обозрение такую маленькую зарплату своих служащих, когда некоторые покупатели, в основном мужчины в хороших тонких пальто, могли в одну тележку набрать продуктов на треть, на половину такой зарплаты.
Все остальное же было то, чего Мадина примерно и ожидала, идя в продавщицы.
Мадина приехала в Москву маленькой девочкой вместе с семьей в 1993 году, когда они бежали из Грозного. У отца, влиятельного в свое время партийного босса, чудом, в золоте, сохранились кое-какие деньги, и он купил недорогую квартиру – тогда это еще было возможно. Остались у него и старые связи в Москве, он устроился заместителем директора банка, сначала они жили неплохо, но Шамиль Тагирович недолго выдержал в новой действительности, к тому же что-то с кем-то не поделил и через три года, в 1996-м, умер от того, от чего часто умирали тогда честные пятидесятилетние партийные функционеры: сердце было изношено. С родиной же связей никаких не осталось, и многочисленные родственники не стали устраивать судьбу его дочери.
Дома, в панельной двушке как раз напротив «Седьмого континента» – только Вешняковскую перейти, пять минут до работы, – Мадину ждала мама, пенсионерка Гульнара Хаджиевна. Старость и горе стерли ее гордый горский облик, внешне она стала походить на обычную русскую старуху, наматывала на себя шали и платки, идя куда-то, опиралась на каждый косяк, так что даже белая краска на каждом косяке чуть потемнела в тех местах, где она опиралась. Когда же Гульнара Хаджиевна собиралась идти в Сбербанк платить коммунальные или, не дай бог, ехать зачем-то в город: штурмовать троллейбус, на нем к метро, а там! – толпы, лужи, люди, гололед, лестницы, гильотинные двери! – то это выглядело как выход смертника на последнюю битву. Намотать на себя все платки и шали. Застегнуть на все кнопки старый синий плащ. Проверить натяжение креплений на сумке-тележке.