Крутая Бамбина - Маргарита Смирновская

Я ее понимала. Кому нужна жалость?

Рубинова жила во лжи. Этот скользкий человек умудрялся перед пасынками нанимать моделей в секретари.

Только Михаил это безобразие прекратил, наняв меня. Я была слишком простой для Бонцева, чтобы он мной заинтересовался. Поэтому Высоковский-младший ничем не рисковал…

Мне стало грустно. Я перевернула страницу и стала рисовать Екатерину, уходившую из больницы. И в этот момент я сразу вспомнила ее фамилию. Ефимова! Она — сестра финдира! Вот почему она там работала!

И ее-то Миша понизил?! Разве так поступают со своими?..

Ясное дело, что она на них зла. Брата посадили в тюрьму, и он там погиб, а с ней обошлись жестоко… Зачем вообще она решила прийти и помочь ребенку? Защищала имя покойного брата?..

Затем я нарисовала Гущина, спрятавшегося за газетой. Глядя на рисунок, я даже улыбнулась. Позитивный он…

И закрыла тетрадь.

Гущин еще печатал. Такой задумчивый и даже немного измученный. Поймав мой взгляд, он сразу оторвался от работы и спросил:

— Чаю?..

***

Я заснула на кухонном диване. Проснулась из-за изумительного запаха свежесваренного кофе.

Я заметила, что меня укрывал теплый шерстяной плед… И подумала, какой же Сережка хороший. Кому-то очень с ним повезёт…

Но открыв глаза, я увидела колдовавшего над плитой Михаила.

— Ты что встал? — спросонья я свалилась с дивана и больно ударилась коленкой.

Миша сразу подошел ко мне, сняв от огня турку, и помог мне подняться:

— Захотелось кофе, — улыбался он. — Чем ты ночью занималась?

— Рисовала… — честно ответила я.

Он внимательно разглядывал меня несколько секунд, а потом спросил:

— Будешь кофе?

Я замерла. Неужели он меня ревнует?..

Подав знак, что я желаю отведать его чудесный напиток, ковыляя, я уселась за стол. В этот момент мне вспомнился Павел. Как он командовал у Маши на кухне и готовил мне яичницу. Они определенно похожи. И в то же время такие разные. Михаил такой улыбчивый и светлый… А Павел хитрый и скользкий… Но при этом его трудно назвать плохим человеком. Скорее несчастным…

Миша поставил передо мной чашку и пододвинул конфетницу, в которой лежали баранки в глазури. Я такие аппетитные колечки увидела впервые и накинулась на них, как голодная собака. Умяв два кольца, я остановилась. Миша улыбался.

Я всматривалась в лицо Михаила, но его зеленые глаза разглядывали меня так сладко, что мне было неудобно так на него пялиться. И я застенчиво уставилась на чашку с кофе. «Глазеет на меня, будто влюблен…», — меня это разозлило, ведь я не хотела надеяться на сказочную, взаимную любовь. Люди его круга не соединяют жизнь с человеком из общей массы.

— Скажи мне, Гущин долго будет жить с нами? — прервал мои мысли голос Высоковского.

— Я его позвала, чтобы он помог мне за тобой ухаживать, — объяснила я.

На лице Михаила появилась та ангельская улыбка, которая меня впечатлила еще с первой встречи.

— А ты жестокий человек… — сказал он.

Я не знала, как понять его слова. Скорее всего, он посмеивался надо мной. И тут я заметила на лице его испарины. Нет, он не влюбленный. Он вялый!

И, подойдя к нему, я потрогала его лоб.

— У тебя опять температура… Где, кстати, Гущин? — вспомнила я.

Он обнял меня за талию и, прижавшись к животу, спросил:

— Ты от него зависима, как человек непригодный для жизни, или влюбилась в него?

— Иди спать! — вырвалась я из его объятий и отошла искать лекарства.

Миша послушно ушел. Я заметила на столе его нетронутый кофе. В голове застряла мысль: «Так для кого он его готовил, если сам не пил?». Но отогнав все ненужные мечты, я взяла в руки рецепт врача. Я долго пыталась понять, что написал доктор. Как только успела покрыть эскулапа тяжелым словцом, на кухне нарисовался Гущин.

— Китайский изучаешь? — поинтересовался он.

— Да лучше б он нарисовал иероглифы… — обрадовалась я появлению друга. — Пожалуйста, скажи, что надо. У Высоковского опять температура…

— А-а! Боишься отравить. Знает черт, в чем поп согрешил…

Я не знаю как, но Гущин сразу понял, какие лекарства нужно дать Михаилу. Порой мне кажется, что его на журфаке обучили читать нечитаемое и распознавать нераспознаваемое. Гущин сам потащил ему легкий завтрак. Выходя из его комнаты, Сергей у закрытой двери жестом послал его… сами знаете куда… и забубнил:

— Масла ему много, специи не те… Нашлась мне тут дамочка из высшего общества…

Сергей так был зол, что не обратил на меня внимания. А я хорошо понимала Михаила. После стряпни Высоковского салаты от Гущина, ну, никак в рот не лезут. Правда, подправить его блюда я не могла, так как не понимала, чего не хватает. Да и уплетала я их все равно, так как сама готовлю еще хуже. А голод не тетка…

За обедом Гущин рассказал, куда ездил. Оказывается, Елена еще вчера вечером скончалась. И Сергей ждал заключение патологоанатома.

— Ее убили, — сказал он. — Как я и думал.

Сколько раз я видела серьезный взгляд друга, но до сих пор не могу к этому привыкнуть. В моей голове он так и остался разгильдяем, вечным поверхностным шутником.

Неужели ему жалко Высоковскую? Ту, которая связывалась со всеми мужиками подряд без разбора? Ту, что хотела ограбить брата своего мужа…

— Мне кажется, я знаю, кто Троянский конь… — сказал он свои мысли вслух.

И я поняла, что так серьезно он размышлял о деле, а не о гибели Елены.

— И кто?

Вот у меня в голове было пусто, как в декоративной вазе.

— Позже тебе скажу, — Гущин поднялся со стула и добавил. — Я к Енисееву.

— А я?..

— У тебя есть свой малыш.

— Я серьезно! Ты мне ничего не объяснил!

— Позже, — Гущин ушел в коридор, и я побежала за ним.

— Мы давали друг другу слово! — напомнила я.

— Завтра на похоронах все расскажу… — Гущин меня чмокнул в нос. — Не скучай, любимая. И не лезь к злому мальчику в кроватку. Я вернусь.

Вот, ну, никак он не может быть серьезным! Кого он вычислил? Кто троянский конь?.. Неужели Бонцев?.. Не зря же он был связан с Еленой. Они вдвоем грабили Высоковских…

Мои размышления прервал вздох, раздавшийся сзади. Оказывается, Михаил стоял в дверях комнаты. Вероятно, он слышал нежное прощание Гущина и… наш разговор.

В настоящий момент я не готова была откровенничать и отвечать на его вопросы. Поэтому, подойдя ближе, стала заталкивать его в комнату со словами: