Поток. Психология оптимального переживания - Михай Чиксентмихайи

Последние три стадии йоги не имеют прямого отношения к тематике данной главы. Они рассматривают чисто ментальные приёмы контроля сознания, а не «физические» техники. Мы коснёмся их здесь для целостности картины, а также поскольку эти ментальные практики в конечном счёте основываются на ранее рассмотренных физических. «Дхарана», или «удерживание», — способность в течение длительного времени концентрировать внимание на каком-то одном стимуле. Это зеркальное отражение уже известной нам «пратьяхары»: если первая стремится не допустить раздражители в сознание, то вторая посвящена удержанию их в сознании. Интенсивная медитация, или дхьяна, — следующий шаг. На этой стадии обучающийся утрачивает своё Я в состоянии непрерывной концентрации, уже не нуждающейся во внешних стимулах. В конце своего пути совершенства йог достигает стадии «самадхи» — высшей ступени собранности, когда медитирующий и объект медитации становятся единым целым. Достигшие самадхи описывали это переживание как величайшую радость в их жизни.

Поток и йога имеют много общего. В некотором смысле йогу можно считать тщательно построенной потоковой деятельностью. И поток, и йога нацелены на обретение состояния радости и полной самоотрешённости на основе концентрации, которая, в свою очередь, становится доступна через дисциплину тела. Некоторые критики, тем не менее, предпочитают подчёркивать различия между ними. Главное расхождение в том, что если поток преследует цель укрепления личности, то целью йоги, как и многих других восточных техник, является избавление от Я. Самадхи, последняя стадия йоги, является лишь преддверием нирваны, состояния, в котором индивидуальное Я сливается со вселенской силой, подобно тому как река растворяется в океане. Таким образом, можно сказать, что конечные цели потока и йоги диаметрально противоположны.

Но, возможно, это противопоставление поверхностно. Ведь семь из восьми рассмотренных нами ступеней йоги представляют собой всё более высокие уровни навыков управления собственным сознанием. Сама же стадия самадхи и, предположительно, следующее за ней освобождение, возможно, не так уж важны сами по себе. Её можно считать лишь конечной целью, «оправданием» той работы, которой посвящены предыдущие семь стадий, подобно тому как вершина горы важна лишь постольку, поскольку она направляет сам процесс восхождения — подлинную цель пути. Другой аргумент в пользу сходства этих двух процессов — необходимость контроля йогина над сознанием вплоть до последней стадии освобождения. Он не может освободиться от своего Я, не имея над ним полного контроля даже в сам момент освобождения. Избавление от Я с его инстинктами, желаниями и привычками настолько неестественно, что достичь этого может только человек с предельной способностью контроля.

Таким образом, мы можем считать йогу одним из древнейших систематических методов достижения состояния потока. Конкретные детали того, как именно достигаются потоковые переживания, уникальны для йоги, как уникальны они для любого другого потокового занятия — от управления дельтапланом до автогонок. Будучи продуктом конкретной неповторимой культуры, путь йоги, конечно же, несёт печать своего времени и места её создания. Является ли йога «лучшим» способом порождения оптимальных переживаний, определяется не только её достоинствами — надо учитывать цену, которую приходится платить, и альтернативные возможности. Стоит ли тот контроль, который обещает йога, тех затрат психической энергии, которых требуют занятия ею?

Ещё одна группа восточных практик, приобретших большую популярность на Западе, — это так называемые боевые искусства. Есть много их видов, и чуть ли не каждый год появляются новые. Сюда относятся все техники рукопашного боя, зародившиеся в Китае, такие как дзюдо, джиуджитсу, кунгфу, карате, тэквондо, айкидо, тайцзицюань, и более тесно связанные с Японией кендо, кудо и ниндзяцу.

Эти боевые искусства сформировались под влиянием даосизма и дзенбуддизма, и все они основаны на мастерстве управления сознанием. Если западные боевые искусства концентрируются только на физических навыках, многообразные восточные практики направлены на улучшение ментального и духовного состояния воина. Он стремится достичь состояния, в котором сможет действовать молниеносно, не думая о своих оборонительных или атакующих движениях. Те, кто хорошо владеет техникой боя, говорят, что бой становится подобен искусству, в котором свойственный повседневному опыту дуализм духа и тела сменяется их гармоничным единством и общей направленностью. И здесь мы вновь видим, что уместно рассматривать боевые искусства как специфическую форму потока.

Легко согласиться с тем, что спорт, секс и даже занятия йогой могут приносить наслаждение. Но лишь немногие выходят за пределы этих телесных занятий, чтобы исследовать почти безграничный потенциал других органов человеческого тела, хотя любая информация, опознаваемая нашей нервной системой, может вести к богатым и разнообразным потоковым переживаниям.

Так, зрение чаще всего используют как дистанционную сенсорную систему, помогающую нам не наступить на кошку или найти ключи от автомобиля. Мы порой задерживаем взгляд на чём-то очень красивом, что случайно появляется перед нами, однако редко специально развиваем возможности нашего зрения. Способность видеть, однако, может обеспечить нам постоянное переживание радости.

Древнегреческий поэт и драматург Менандр так описал радость созерцания природы: «Лучи солнца, свет далёких звёзд, бескрайняя ширь моря, вереницы бегущих по небу облаков, вздымающиеся вверх искры костра… — неважно, сколько ещё Вам суждено прожить на свете, Вы не увидите ничего более прекрасного, чем это».

Один из лучших способов развития навыков восприятия предлагает изобразительное искусство.[117]Вот некоторые описания того, как люди, разбирающиеся в искусстве, обнаруживают в себе подлинную способность видеть. Первое из описаний встречи с любимой картиной напоминает дзенские переживания. Человек как бы обретает внезапную благодать, ощущение порядка, вызванное созерцанием картины, в которой воплощена визуальная гармония: «Знаменитые «Купальщицы» Сезанна в художественном музее Филадельфии… с первого взгляда вызывают у Вас величайшее чувство порядка, не обязательно рационального, но Вы ощущаете, что всё взаимосвязано… Так произведение искусства подводит Вас к внезапному постижению мира… Речь идёт и о Вашем месте в мире, и о том, что значат купальщицы летним днём на берегу реки, и о том, что в этот момент Вы забываете себя и начинаете чувствовать связь с миром…»

Другой зритель сравнивает эту визуальную составляющую эстетического потокового состояния с телесным ощущением человека, прыгнувшего в ледяную воду.

Когда я вижу произведения, которые трогают меня до глубины души, которые я нахожу действительно прекрасными, я испытываю странное ощущение. Это не обязательно «восхищение». Это похоже скорее на удар под дых, когда к горлу подкатывает лёгкая тошнота. Это чувство охватывает целиком, и приходится двигаться наощупь, пытаться успокоиться, пытаться рассмотреть его рационально, не распахиваясь целиком ему навстречу… Когда ты разглядел его спокойно, во всех деталях и нюансах, наступает полная поглощённость. Когда ты встречаешься с поистине великим произведением искусства, ты понимаешь это сразу, и оно пробирает тебя насквозь, впечатляет не только зрительно, но и чувственно и интеллектуально.