Машина пробуждения - Дэвид Эдисон

Тея простерла руки в жесте щедрости, вот только Купер сомневался в том, что она понимает значение этого слова. Он все еще ощущал обволакивающую ее вуаль страха, пусть и слишком слабого или весьма старательно сдерживаемого, чтобы он не смог его прочитать, хотя и вполне распознаваемого. Так чего же она боялась? Он уже было собрался сказать что-нибудь язвительное, но тут в окно постучали. Затем оно со скрежетом отворилось, и, развернувшись, Купер увидел вовсе не то лицо, которое ожидал. Неоглашенград подкидывал сюрприз за сюрпризом.

Марвин – бледный, с черными волосами, подведенными черной сурьмой глазами и в черной же изодранной одежде – забрался в дом через окно, отведя гардины в стороны, словно свадебную вуаль. Купер подался назад, когда этот солдат оттенков серого скользнул к нему, заключая в объятия могучих рук и отравляя его смесью совсем иных ароматов, нежели содержали ядовитые благоухания Леди: мужской пот, табак, алкоголь, дым и что-то еще… Какой-то резкий запах, которому в то же время было невозможно противостоять. «Так пахнет нежить», – сказал сам себе Купер, четко осознавая, что абсолютно прав, хотя и не понимая, откуда ему это стало известно; знал он и то, что ему полагается испугаться, но ничего такого при этом не ощущал.

– Привет, – прошептал Марвин, наклоняясь к его шее.

– Ой… – Купер обнаружил, что не может пошевелиться… или не хочет. – Здрасте.

– Леди, – поклонился Марвин Тее, ответившей ему кивком и легким трепетом пальцев.

– Передай твоим гнусным хозяевам, что я исполнила свою часть сделки, – произнесла женщина таким голосом, какого Купер от нее прежде не слышал, – змея, облаченная в женскую плоть, сбросила свою маску, и он не смог сдержать дрожи.

Марвин притянул его к себе, и Купер утратил последние остатки свободной воли.

– Им это уже известно, – заявил Марвин, прикусив татуированную губу. – Небесные владыки всегда наблюдают за нами. Они – боги шаманов, пришедшие, чтобы освободить нас от тирании жизни. – Он потерся щетиной о шею Купера.

Тея вновь пошевелила пальцами – плавный, театральный жест, которым она одновременно и отмахивалась от слов собеседника, и обольщала его.

– Меня не особенно впечатляет какая-то там орава покойников, Мертвый Парень. Я делаю лишь необходимое для собственного выживания, и не более того. И если я прошу передать твоим владельцам, что моя часть сделки исполнена, то именно так ты и поступишь, вне зависимости от того, кажется ли тебе, что они и так все знают, или же нет. Ты передашь мое послание не по причине важности его содержания, но потому, что я так попросила. Даже повелители нежити признают мой авторитет.

Марвин поклонился, увлекая за собой и Купера. Тому это показалось па какого-то странного танца.

– Леди, я сделаю так, как вы прикажете.

– Еще бы ты не сделал, – встрял Купер прежде, чем успел прикусить язык.

Он был ослеплен похотью, а наркотическое опьянение почти размазало его сознание по поверхности тысячи тысяч мирозданий, и все же он продолжал умничать. «Мелкий говнюк», – так бы сказала сейчас его мать, где бы она ни находилась. О боже, мама. Отец!

– Тише…

Рот Марвина изогнулся в улыбке почти у самых губ Купера, и в его дыхании тот ощутил запах дыма и гвоздичный аромат. Теплый и сухой палец коснулся губ, игриво и спокойно, уводя от мыслей об обещанном спасении и даже, Купер не мог не отметить этого, о гребаной Клеопатре.

– Ладно, – согласился он и, утратив дар речи, уставился на своего соблазнителя.

Черные волосы, такие же глаза, белая, как рыбье пузо, кожа, одежда из хлопчатобумажной ткани, прорванная точно в нужных местах: над сосками – единственным местом, имевшим хоть какой-то окрас, вдоль украшенного могучими мышцами живота, лишенного пупка, поперек гладкого, крепкого плеча… Нет, у Купера больше не было слов, чтобы продолжать умничать. Лишь росли показания барометра страсти, а инстинкты призывали бежать.

В одном Тея оказалась права: Марвин был монохромен, но вот в том, что касается «спасителя», Купер изрядно сомневался. Он посмотрел вдаль, туда, где над пылающими башнями среди голубых облаков мерцало оранжевое зарево. Марвин ведь собирается отвести его туда? Теперь он отчетливо слышал плач. Голос принадлежал женщине.

Тея зевнула. Царица Ядов, Леди Ля Джокондетт и чертова сука, угробившая Куперу это синее, будто фингал, утро, вытянулась в полный рост и позевывала, словно кошка, разлегшаяся на нагретом солнышком камне.

– Джентльмены, я бы с радостью позволила вам сколько угодно наслаждаться моим гостеприимством, будь у нас на то время, но его-то, к сожалению, и нет. Хотелось бы увидеть, как вы сольетесь в объятиях, как того, очевидно, требует ваша природа. Но бледный бродяга приближается, и он вовсе не будет этому рад, а потому любовь должна уступить обстоятельствам.

Она указала на распахнутое окно, вновь принимая вид радушной хозяйки. Губы ее изогнулись в кроткой улыбке.

– Простите, что я вас так подгоняю, но ваша безопасность для меня важнее всего.

Купер скосил глаза и попытался всецело сосредоточиться на башнях «Оттока». «Зов ко всему шаманическому», – так, кажется, говорила Тея. Он попытался откликнуться на этот зов. Марвин называл своих повелителей владыками небес, а не личами. А еще он говорил, что они – шаманы.

Что ж, это успокаивало. Всегда нужно идти вперед, хочешь ты того или нет. Купер решил, что, если ему удастся найти рыдающую женщину, он постарается ее утешить. Возможно, там он найдет и ответы.

Марвин ретировался к окну, увлекая за собой Купера. На другом берегу канала под стенами Ля Джокондетт были разбросаны тела Мертвых Парней и Погребальных Девок, подобные тельцам мотыльков-однодневок, чей срок выходит к утру. Рука об руку Купер и Марвин выбрались наружу и растворились в лазурном рассвете.

Пурити Клу сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, ведь существовала вероятность, что ей удалось обнаружить потайной ход возле покоев Ффлэна. Никому – абсолютно никому – не дозволялось подниматься на верхние уровни Пти-Малайзон без личного разрешения князя, и Пурити не имела никакой возможности заранее узнать, было ли в результате его отсутствия число преторианцев, патрулирующих окрестности апартаментов, сокращено или же, напротив, увеличено. К тому моменту, когда рассвет озарил белокаменный коридор, тем самым лишив ее укрытия, Пурити уже не смогла бы притвориться, будто просто бесцельно гуляет: вдоль одной стены тянулся ряд огромных окон, выходивших на Рощу Сердца. Пока ее коснулись лишь первые робкие лучи, позволяя разглядеть могучий первобытный лес, укрытый возведенным над ним Куполом.

Роща Сердца являла собой нечто большее, нежели просто заповедник дикой природы, и, когда благодаря власти рассвета, изгнавшего ночь, стали различимыми кроны деревьев, Пурити охватило предчувствие – под пологом практически непроходимых зарослей таилась история Неоглашенграда, накопленная им за бессчетные тысячи лет; одни только размеры этого места потрясали своей необъятностью, ведь конструкции из стекла и металла, образовывавшие Купол, в своей верхней точке были скрыты завесой плотных облаков. На глазах девушки над кронами закружили стаи птиц, поднимаясь над утренним туманом с раскатистыми криками. Бледно-зеленое стекло Купола частично поглощало солнечный свет.