Красный флаг. История коммунизма - Дэвид Пристланд

Проект стал классикой модерна. Он демонстрировал всей авангардной интеллигенции Запада силу советского творчества. Разумеется, в период голода и бедности это был фантастический утопический проект. Здание планировалось выполнить из дерева без применения металла и стекла. По плану в инженерном помещении мальчик должен управлять канатами и блоками, благодаря которому вращались бы помещения. Поэт-авангардист Маяковский приветствовал проект как прекрасную альтернативу Помпезных бюстов, установленных по всей Москве, как «первый памятник без бороды», однако проект не получил одобрения Ленина. Несмотря на это, механическое государство Ленина во многом походило на башню Татлина. Оно было пустым и неустойчивым[254]. И все же оно символизировало современную некапиталистическую систему, контролируемую передовой партией с жесткой дисциплиной, выпускающей прокламации для рабочих всего мира. Именно эта партия привлечет многих будущих коммунистов, ищущих источник силы Прометея, чтобы разжечь огонь революции и провести модернизацию. Когда режим переживал кризис, многие сторонники левой политики увидели в башне Татлина маяк, освещающий путь в будущее.

В феврале 1919 года один из самых выдающихся интеллектуалов межвоенной эпохи, сочувствующих коммунистам, немецкий драматург Бертольт Брехт написал пьесу «Спартак». Впервые она была опубликована в 1922 году с измененным заглавием «Барабаны в ночи». В пьесе рассказывается история солдата Андреаса Краглера, который возвращается с войны в Германию, разъедаемую продажностью и коррупцией. Его девушка Анна по настоянию хватких родителей собирается выйти замуж за Мурка, нажившегося на войне буржуазного спекулянта. Краглер возвращает Анну и становится революционером, за которым люди выходят на улицы поддержать восставших марксистских «спартакистов»[255]. Увидев его среди демонстрантов, Анна устремляется к нему и умоляет оставить революционную деятельность ради любви. Краглер уступает. Он слагает с себя ответственность за революцию на других и остается с Анной.

Брехт написал «Спартак» во время третьей, самой радикальной революционной волны, охватившей Европу после 1789 и 1848 годов. Со времен предыдущих революционных эпох многое изменилось. Теперь меньшинству, громко заявляющему о своих правах, правительство без буржуазии казалось не только возможным, но и необходимым. Большевики создали в России жизнеспособное «пролетарское» правительство. Империализм и национализм европейской аристократической и буржуазной элиты привел к гибели миллионов. Многие считали, что старый Режим навсегда лишился права на власть.

Интеллектуалы, писатели и художники находились на переднем крае революции. Брехт являлся одним из них, однако его отношение было неоднозначным. Он скептически относился к идее героического самопожертвования. В «Спартаке» прослеживается мысль о том, что широкие массы немецкого населения не хотели бы иметь революционное рабочее правительство. Краглер побеждает своего буржуазного противника Мурка, однако затем возвращается к прелестям счастливой личной жизни. Мировоззрение Брехта оказалось реалистичным. Коммунисты не пришли к власти в Германии в 1919 году, а к 1921 году стало ясно, что революционная волна в Европе пошла на спад. Просоветские коммунистические партии никогда не пользовались поддержкой большинства представителей европейского рабочего класса или крестьянства. К середине 1920-х годов правящие элиты восстановили старый порядок и заново отстроили храм власти и собственности.

И все же ненависть, порожденная войной и революцией, не исчезла до конца. Во многих странах коммунисты представляли значимое меньшинство, однако были вынуждены изменить подход и стиль в политике. Ленинский «отход» от революционного радикализма к марксистской дисциплине и иерархии вдохновил международное коммунистическое движение. Его твердый реализм был созвучен ощущениям Брехта. Все в Ленине — от его кожаной куртки[256], подчеркивающей мужественность, ненависть к сентиментальности, стремление к модернизации, до пренебрежения романтическими мечтами — отражало реальное отчуждение коммунистов от остальной Западной Европы 1920-х годов. Трудно было представить более сильный отрыв от идеализма 1918-1919 годов.

В 1915 году, когда Европа была охвачена насилием, нейтральная Швейцария приняла две группы интеллектуалов, ненавидящих кровопролитие. Первую группу представляли выступавшие против войны социал-демократы, организовавшие конференции в небольшой деревушке Циммервальд в сентябре 1915 года, а позже, в апреле 1916 года, в Кинтале. На конференцию съехались немногие. Большинство представляло Россию и Восточную Европу (в том числе Ленин и Троцкий), хотя среди важных участников были также итальянские социалисты (ИСП) и швейцарские социал-демократы. Крупные социал-демократические партии Запада поддержали войну и поэтому отсутствовали. Троцкий с горечью вспоминал, что «полвека спустя после основания I Интернационала оказалось возможным всех интернационалистов усадить на четыре повозки». Именно при таких неблагоприятных обстоятельствах закладывались основы международного коммунистического движения.

За несколько месяцев до встречи в Кинтале на мероприятии совсем другого рода — открытии «Кабаре Вольтера» в Цюрихе — еще одна группа интеллектуалов представила собственную реакцию на ужасы войны. Это была группа примитивистов из нового художественного течения — дадаизма. Ханс Арп вспоминает о том, как мыслил в то время он сам и его мятежные сторонники: «В 1915 году в Цюрихе, потеряв интерес к кровопролитной мировой войне, мы обратились к изящным искусствам. Пока вдали раздавался грохот орудий, мы клеили, мы писали и декламировали стихи, мы от всей души пели песни. Мы искали элементарное искусство, которое, полагали мы, спасет мир от яростной глупости того времени».

Таким образом, дадаисты отличались от марксистов тем, что Полностью отделяли себя от политики, по крайней мере сперва. Но в других аспектах у них было много общего. Они стремились Горбить буржуазию, намеренно вызывая отвращение своими дадаистскими представлениями в «Кабаре Вольтера» и вступая в стычки с полицией.

В 1915 году радикальные демократы и дадаисты, казалось, выжидали удобного случая. Война продолжалась. Ленин не мог убедить сторонников-марксистов, настроенных против войны, одобрить раскол во Втором интернационале. Однако через год все изменилось. Чем дольше продолжалось кровопролитие, тем больше левые разочаровывались в войне. К 1916 году разделились мнения относительно войны руководителей французских социал-демократов из СФИО[257], а вскоре раскололась и Социал-демократическая партия Германии. Большинство выступало за продолжение войны, однако такие значительные фигуры, как Каутский и Бернштейн, теперь были против нее. В то же время появилось радикальное левое меньшинство, возглавляемое Розой Люксембург и адвокатом-марксистом Карлом Либкнехтом, называвшими себя «спартакистами» в честь лидера восстания римских рабов. К апрелю 1917 года партия раскололась, в результате чего образовалась новая радикальная партия меньшинства — Независимая социал-демократическая партия (НСДПГ)[258].