Хроники Звёздного Народа - Инна Пакета

с большим бы удовольствием сидели с опущенными головами и рассматривали свои руки, которые непроизвольно до боли сжимали колени, хотя, на первый взгляд, можно было подумать, что их руки лежат спокойно. Но Мать внутри каждого из них шепнула, что так вести себя неприлично, и что, если они сами не поднимут головы и не откроют глаза, то ей придётся заставить их сделать это. Выбора не было. Подняв головы, они увидели, что змеи перестали клубиться. Они как будто выстроились полукругом перед площадкой, подняв шеи, несущие мощные головы, у некоторых она была не одна. В центре был двенадцатиголовый змей. Их туловища были вытянуты горизонтально и веером расходились за горизонт. Кончиков хвостов не было видно. А между стеной змеиных шей и площадкой оказалась группа маленьких чёрных змеек. Можно было только догадываться, где они были до сих пор.

Заговорил Двенадцатиголовый сразу всеми головами одновременно. И звучало это красиво, как хорошее пение.

— Меня слышат и понимают все?

Иван и Мирракс удивлённо кивнули. А змей продолжал:

— До инициации осталось несколько минут. Но сначала мы вернём долг. Это долг нашего поколения. Ария, неси сюда свою драгоценную ношу.

Ария взметнулась над площадкой, обхватив хвостом саркофаг. Мирракс рванулся за ней, но кресло его не пустило. А Серафим положил руку ему на плечо. Большие змеи снова превратились в огромный клубок. Ария метнула саркофаг в центр этого кипящего шара, а сама присоединилась к молодым змеям, против которых теперь она выглядела гигантом.

Что творилось так, в клубке, ни Мирракс, ни Иван даже не могли предположить. Иван снова посмотрел на Мирракса, и ему показалось, что тот умирает. Серафим все ещё держал руку на его плече, а на другое плечо Мирракса положил руку ангел, стоящий за его креслом. Иван всей душой хотел помочь ему, но не мог даже пошевелиться. Но вот краски стали возвращаться к лицу Мирракса. Иван перевёл дух. Он при этом заметил, что оба Владыки даже не шевельнулись. А ещё через минуту в среднем кресле появилась Ольга. В её глазах были испуг и удивление одновременно, но она молчала. Она мельком глянула на Мирракса, в её взгляде промелькнула радость, но она тут же повернула голову к змеям. Встать она не могла, но каким-то способом освободила руки. Она сложила их на уровне груди ладошка к ладошке, поклонилась так низко, насколько ей позволило кресло, потом выпрямилась и сказала:

— Спасибо вам и за жизнь, и за науку.

Змеи были в том же порядке, в котором находились перед этим. Они все тоже склонили головы, и Двенадцатиголовый ответил за всех:

— И тебе спасибо, Ригведа. В твоей короне появился ещё один камень. Когда захочешь уйти из жизни в вашем мире, поверни его, и за тобой придёт твой ангел. Посмотри ему в лицо.

И перед Ольгой появился ангел. Он не был таким мощным, как Серафим и его помощники, но явно походил на Серафима. Его юношеское лицо улыбалось. Он взял Ольгу за руки, поставил на ноги, минуту внимательно смотрел ей в глаза, потом повернул к себе спиной и положил руку на плечо.

— Запомни мое прикосновение.

Ольга кивнула. Он снова повернул её лицом к себе. Снял с её головы корону и, прикрыв крылом, показал ей что-то. А вслух сказал:

— Я не ангел смерти. Я буду служить тебе при жизни.

Потом он посадил Ольгу в кресло и подошел к Мирраксу. Положил руку ему на плечо.

— И ты запомни моё прикосновение.

Склонился к его уху и что-то прошептал. На лице Мирракса отразилось безмерное удивление.

— А ты не знал? — улыбаясь, спросил ангел.

— Нет. Знал только, что это наша семейная реликвия, — растерянно ответил Мирракс.

И только после этого ангел подошёл к Серафиму. Он встал на одно колено.

— Здравствуй, отец. Меня приняли на службу.

— Я рад за тебя. Тебе оказали большую честь. Надеюсь, ты не посрамишь наш род.

— Никогда! Слово ангела священно! — тоном клятвы сказал молодой ангел.

А отец приложил руку на левую часть грудной клетки там, где у людей бывает сердце. Ангел вздрогнул, но не упал. Затем он встал, подошёл к Владыке в чёрном и снова опустился на одно колено. Владыка коснулся его лба. И когда ангел встал, на его лбу горел знак в виде буквы Х. Знак словно выжгли, и кожа припухла, но ангел не издал ни единого звука. Потом он подошёл к Владыке в сером, и тот на лбу ангела поставил точно такой же знак.

Иван подумал: «Ничего себе посвящение! Настоящая экзекуция». Мирракс, казалось, ни о чём не мог думать. Он вынужден был признаться себе, что очень волновался за Ольгу. Он, конечно, надеялся, что всё обойдётся, но надежда была слабой, слишком нервничала Ария. Теперь он начал приходить в себя. А события развивались так стремительно, что на эмоции времени просто не было.

Тем временем к ангелу подошел Бэр. Он развернул его лицом к змеям и спросил:

— Вы признаёте законность Обряда?

— Да, — ответил Двенадцатиголовый. — Он хоть и юное создание, но держался прекрасно. Сердце, которое дал ему отец, не боится страданий и радуется работе, о которой он мечтал. В его организме нет заразы, и раны его уже зажили. Обряд закончен.

— Спасибо, — Бэр поклонился змею. — Тогда я даю ему пропуск.

Бэр оторвал часть своего чёрного пятна, оставив на щеке кровоточащую ранку, и быстро приложил к правой щеке ангела. Там появилась чёрная метка, похожая на родинку, которая вовсе не портила его лицо. После этого ангел поклонился Бэру, быстро занял его место за креслом Ольги и положил обе руки ей на плечи. То же самое сделали и два других ангела. Теперь людей держали не только кресла, но и руки ангелов. А Бэр встал рядом с Владыкой в чёрном.

Перед площадкой картина изменилась практически мгновенно. Стенка из больших змеев стала менее плотной. Часть больших змеев вместе с Двенадцатиголовым оказалась справа от площадки, а Ария — слева около Владыки в чёрном. Маленькие змейки также образовали полукруг, их головы смотрели в сторону больших змей. Каждая маленькая змейка расположилась против большой змеи — оказалось, что их поровну. Владыка в чёрном поднял руку, в центр круга ударила молния, и всеми цветами радуги засиял шар. Большие змеи сначала склонили головы, как бы прощаясь со всеми, и начали Пляску Смерти. Зрелище было феерическое и гипнотическое. Сердца людей переполнились невозможной радостью и безмерной тоской одновременно. Одновременно хотелось жить и умереть. Но больше всего хотелось броситься и утонуть в этом сияющем