Портрет с одной неизвестной - Мария Очаковская

Собственно, требовалось от него совсем немного. Скучный пейзаж датчанина предлагалось оживить кое-какими деталями, предварительно смыв фахверковый домик, добавить пару русских березок и бабу с корзиной, а в качестве финального аккорда… поставить подпись – Алексей Саврасов.

– Павел, пойми, – припомнился вкрадчивый, убедительный голос Всеволода, – пока у людей с шальными деньгами вкусы не поднимаются выше картины, увиденной ими в школьном учебнике, надо быть полным идиотом, чтобы не воспользоваться этим и не перекрасить «дешевого» датчанина в очень «дорогого» русского. Ты же здесь ничем не рискуешь. Ничем! А получишь втрое-вчетверо больше того, что обычно имеешь с полноценной копии.

От воспоминаний Павла тогда бросило в жар, он заметался по комнате в поисках телефонной трубки. Какой ужас! Что же делать? Порывшись в записной книжке, он набрал номер, по которому очень давно не звонил. К телефону долго не подходили. Наконец он услышал в трубке знакомый голос. В состоянии, близком к панике, он выбежал на улицу и, поймав такси, неуклюже плюхнулся на заднее сиденье. В голове шумело, во рту нестерпимо горчило от выкуренных сигарет, к горлу подступала муть, а откуда-то снизу, из желудка, поднимался парализующий все тело страх.

Задержись он еще на пять минут, наверняка бы увидел аккуратную иномарочку, подъехавшую к дому, из которой вышел импозантный мужчина с большим черным перстнем на руке и вошел в его подъезд. Одноклеточный осторожно придерживал дверь.

Час спустя Павел сидел на кухне в квартире своего институтского преподавателя, Николая Ефремовича, курил одну за другой сигареты и рассказывал историю про выгодный тандем со Всеволодом. За Николаем Ефремовичем еще во времен Сурка закрепилась слава человека-скалы. К Павлу он относился тепло и почти по-родственному. А его совет и помощь не раз пригождались Берсеньеву.

– Вообще-то кое-что подобное я уже слышал, но, честно сказать, не придал значения, просто не поверил. Все-таки большой риск и… Но, с другой стороны, – это совсем особая категория людей…

– Но как? У меня в голове не укладывается! Как все это возможно?

– Что тебя удивляет? Очень даже возможно. Рынок подделок велик и появился отнюдь не теперь. История фальшивок такая же длинная, как история подлинных вещей. Неужели ты забыл, что древнеримские бюсты научились подделывать еще в эпоху Возрождения? Про монеты и говорить нечего. А фальшивые египетские саркофаги, наводнившие постнаполеоновскую Европу…

Павел, конечно, знал, и совсем не понаслышке, о виртуозных подделках Ван Гога, Моне, Сезанна, список мог быть очень длинным. Да, это было раньше и существует по сей день, но не здесь, не рядом, а где-то далеко. Даже будучи копиистом, хорошим копиистом, он никогда не соотносил себя с теми, кто брался ставить чужую подпись под своей работой, не пытался примерить это к себе.

– Не хотелось, чтобы ты повторил печальную судьбу Меегерена, – вновь донесся до него хриплый голос Николая Ефремовича.

– Кого-кого? – рассеянно спросил Павел.

– Стыдно, друг мой, очень стыдно. Тебе-то и не знать. Меегерен – великий копиист, вернее, величайший фальсификатор.

– Простите, я отвлекся. Конечно, я о нем читал. Не волнуйтесь, Николай Ефремович, судьба Меегерена мне не грозит.

Николай Ефремович напомнил Павлу об истории голландского художника, прославившегося своими гениальными подделками. О сенсационной находке шедевра Вермеера «Христос в Эммаусе» говорили все ведущие искусствоведы, критики и антиквары Европы и даже признали эту картину одной из лучших работ Вермеера Дельфтского. На самом деле это была виртуозная работа Меегерена, написанная в манере старого мастера. Подумать только, и Рейксмузеум в Амстердаме, и даже рейхсмаршал Герман Геринг пали жертвами его фальсификаций. И никто ничего бы не узнал, если бы после войны его не привлекли за сотрудничество с фашистами и разграбление национального достояния и ему не грозила смертная казнь. На суде он сделал сенсационное признание, что все последние Вермееры написал сам. Там был даже своеобразный судебный эксперимент, в ходе которого Меегерен должен был доказать, что он умеет имитировать мастера XVII века. И действительно, прямо на глазах у полицейских он сработал нового Вермеера.

– Да что вы! Эти фокусы не по мне… все равно что рисовать тысячерублевую купюру! – воскликнул Павел..

– Ну что же, и на том спасибо.

– Но то, о чем мы говорим, было очень давно! А как же современные технологии, экспертиза? Кажется, сейчас такое уже невозможно. Как и кому Всеволод потом собирается продавать эти картины?

– Думаю, что, во-первых, не он, а они. Одному такое не под силу. А во-вторых и главных, тебе надо быть осторожней, – и учитель поднял худой шишкастый палец. – Ты теперь вроде посвященного адепта. А как они это делают? Могу предположить, что сначала они подбирают картину в соответствующем стиле и соответствующей эпохи где-нибудь, если я правильно понял, в Европе. Там этого добра больше. Потом с помощью кого-нибудь мастеровитого вроде тебя «оживляют» полотно – европейский домик затирают, а вместо него появляется мостик и пасека в саврасовском духе, чтобы конъюнктуре соответствовало. Ну и автограф, конечно, ставят. Думаю, что используют они краску, соскобленную со старых полотен. Потом реставратор, хотя… с этим может справиться и художник, состаривает новый фрагмент. Раньше использовали китайскую тушь для имитации пыли, ну а про печки для создания эффекта трещин ты и сам знаешь. Сейчас же появилось столько всякой всячины, так что наверняка технология у них отлажена.

– А как же экспертиза? Хотя, конечно…

– Вот именно. Приходит эксперт откуда-нибудь из Третьяковки и видит – холст, подрамник, красочный слой – все аутентичное, XIX век, любая технологическая экспертиза это подтвердит. А может, у них есть свой человек и в экспертных кругах. Еще один искусствовед или сам Всеволод, придумывает картине подобающую легенду, и готово дело.

– И где же они надеются это продать?

– А какая нам с тобой разница? Сейчас надо думать о другом. Ты, насколько я понимаю, в большой опасности.

– Не в милицию же мне идти с этой историей!

– В милицию, пожалуй, не стоит. Но, похоже, Всеволод сделал на тебя серьезную ставку и просто так не отстанет.

– Я тоже об этом подумал, – после паузы наконец произнес Павел.

За разговорами время прошло быстро. Совместный с Николаем Ефремовичем план, как выпутаться из скверной истории, созрел только к вечеру. В мастерскую к себе Павел вернулся уже под утро, позвав приятеля в провожатые на всякий пожарный. Дальше все пошло-поехало… почти как в детективе: дверь в квартиру Павла оказалась открытой, аккуратно, без вандализма, антикварный пейзажик исчез, а спустя некоторое время зазвонил телефон. Звонили долго, Павел уже успел упаковать свои работы и покидать в сумку документы и кое-какие вещи. Приятель подогнал к подъезду машину и перевез его на время к себе.