Испытание магией - Мария Снайдер

От раны на руке разливалось онемение, тело стремительно делалось вялое, непослушное, а потом напрочь утратило всякую чувствительность. Из-за повязки на лице я ничего не видела, но все же почувствовала, что меня куда-то несут. Шло время. Наконец с лица сняли повязку, и оказалось, что я лежу в шатре. Я не могла шевельнуться и лишь смотрела снизу вверх на какого-то незнакомого человека. Он был худой, поджарый, но явно очень сильный; совершенно голый, и только на лице — красная маска. На желтой, как песок, коже-были нарисованы странные малиновые знаки, а в темных волосах виднелись пряди выкрашенные в золотой цвет. В руках он держал, четыре деревянных колышка, веревку и молоток.

Телу возвращалась чувствительность.

— Тьюла, не надо; я не могу, — сказала я мысленно. Ясно было, какие муки ее — меня! — ожидали. — Просто покажи мне его, дай как следует рассмотреть.

Тьюла остановила картинку, словно заморозила человека в движении. Я внимательно разглядывала знаки на коже, стараясь запомнить. Фигурки разных зверей, а внутри них — круги, спирали. На жилистых ногах и руках — цепочки треугольников.

Тьюла никогда не видела ничего подобного, не встречала людей с такой раскраской. Даже то, как он произносил ее имя — не «Тьюла», а «Тьюла», — казалось странным, чужим. Однако он хорошо ее знал, и знал имена родителей и сестер. И был осведомлен, как они плавили песок, превращая его в стекло.

Затем Тьюла быстро показала несколько последующих встреч. Раскрашенный человек не выпускал ее из шатра, но каждый раз, как похититель входил или выходил, откидывая полог, Тьюла успевала взглянуть наружу — туда, где дразнила ее свобода. Ничего было не видать, кроме высокой густой травы.

Он всегда являлся в маске. Дожидался, когда пройдет онемение, прежде чем бить или насиловать. Позволял чувствовать боль, которую причинял с удивительным уважением, словно благоговел перед самим ощущением боли. Закончив пытку, он брал длинный шип и до крови царапал им кожу девочки.

Сначала Тьюла не понимала, зачем это. А потом начала бояться и одновременно жаждать той мази, которую он втирал в кровоточащую ранку. От этой мази немело тело — уходила боль. Однако с ней вместе умирала и надежда на побег.

Мазь эта имела острый запах, чуть похожий на запах спирта, смешанного с цитрусовым маслом. Он окутывал ее, словно ядовитый туман, а тем временем энергия Листа ослабла, и он прервал магическую связь с Тьюлой.

— Этот запах... — Лист угнездился на краю моей постели. — Я не сумел толком принюхаться. Все силы ушли на то, чтобы удержать твою с Тьюлой связь.

— Он ужасный! — отозвалась Тьюла, передернувшись. — До смерти его не забуду.

— А рисунки на теле? Ты их узнал? — спросила я брата.

— Рисунки мне не знакомы. Хотя подобные знаки кое-где используют во время различных обрядов.

— Каких еще обрядов? — От испуга у меня похолодело в животе.

— Свадьбы, обряд присвоения имени... — Лист сосредоточенно сдвинул брови, припоминая. — Тысячи лет назад маги совершали разные сложные обряды. Они полагали, что магическая сила происходит от некоего божества и если они украсят татуировкой тело и выкажут должное уважение, то божество даст им еще больше силы. Теперь мы знаем, что они ошибались. Мне доводилось видеть знаки, нарисованные на лицах и руках, — но ничего похожего на эти.

Лист обеими руками откинул назад свои черные волосы. Его поза со вскинутыми у лица локтями показалась вдруг очень знакомой. Возникло краткое ощущение, что я вот-вот перенесусь во времена, когда главной заботой было — в какую игру поиграть. Я попыталась припомнить яснее, но смутное воспоминание тут же растаяло.

Тьюла прикрыла глаза ладонью; по щекам скатывались беззвучные слезы. Тяжко было заново пережить свое похищение и пытки.

— Отдохни, — сказал ей Лист. — Я еще зайду попозже. Возможно, Второму Магу что-нибудь известно об этих знаках. — Он вышел из палаты.

Я страшно устала. Словами Тьюлу не утешишь, а больше ничем я помочь не могла; поэтому я искренне обрадовалась, когда в палату вошла Опал. Видя, как встревожена младшая сестра, Тьюла разрыдалась. Опал улеглась рядом с ней на койку, обняла и принялась укачивать, как младенца. Под плач Тьюлы я задремала.

Потом пришел Кейхил, принес с собой запахи конюшни.

— Как там Кики? — первым делом поинтересовалась я. Мне очень не хватало моей рыжей лошадки, но не было сил установить связь и послушать ее мысли.

— Волнуется. Да сегодня все лошади такие. Старший, конюх сильно не в духе, а лошади отлично чувствуют настроение людей. Если всадник встревожен, то и конь будет нервничать. — Кейхил удивленно качнул головой: — До сих пор с трудом верится, что ты с ними общаешься. Хотя, нынче как раз такой день, когда мои представления о жизни рушатся один за другим.

— Это еще почему?

— А я думал: ты попусту хвастаешься, будто можешь помочь Тьюле. Но тебе и впрямь удалось. — Кейхил всмотрелся мне в лицо, словно отыскивал ответ на вопрос, как я ухитрилась преуспеть.

Нет, я не хвасталась. Я просто не знала тогда, насколько трудным окажется спасение девочки. Вызволить душу командора Амброза было гораздо проще; да только я позабыла, что в ту минуту со мной рядом была Айрис, к тому же командор превосходно умел сражаться и обладал железной волей — это и помогло нам победить его демонов.

— Спасая Тьюлу, ты сама чуть не угробилась, — продолжал Кейхил. — Стоило ли так рисковать, доказывая, что я не прав?

— Я не о себе радела, а о Тьюле, — огрызнулась я. — Я понимала через что она прошла, и знала, что нужна ей. А сообразив, как ее найти, я уже не размышляла, а действовала.

— И вовсе не думала об опасности?

— Нет.

Кейхил было поражен.

— А ты прежде рисковала собой ради других?

— Еще бы — я же была дегустатором при командоре.

— Ну да, конечно. — И Кейхил завел старую песню: — Отличная возможность подслушать, что командор затевает. К тому же он пользовался тобой, как щитом. Не понимаю, почему ты хранишь ему верность; ведь ты должна бы желать ему поражения. — У претендента на королевский трон даже голос охрип — настолько он был огорчен моим упрямством.

— Вот как раз потому, что находилась с ним рядом, я и храню верность. Я видела, каков он на самом деле, а не каким рисует его молва. Видела его доброту и заботу о людях. Командор не злоупотребляет властью; да, он сам не безгрешен, однако он не изменяет себе и делает то, во что верит. Он надежен и уж если что говорит, то говорит прямо, без уверток и скрытого смысла.

Однако Кейхил был неколебим.

— Элена, ты прожила в Иксии много лет, и тебе внедрили в голову дурные мысли. Надеюсь, со временем ты вновь обретешь здравый смысл. — И он ушел, не ожидая ответа.

До чего же я устала от разговоров... Я то проваливалась в сон, то просыпалась, а человек в красной маске охотился на меня в лесу, где я увязала в непролазном буреломе.