Воин Островов - Дебби Маццука

— Алекс, — только и мог сказать мальчик, указывая на лес за спиной.

Сирена присела на колено, беря мальчика на руки, а Эйдан, достав меч, побежал в том направлении, куда показывал ребенок. Треск ветвей поднял с вершин крон целое облако птиц.

Рори бежал за ним в том направлении, откуда доносился шум. Спустя мгновение они увидели оленя, срывающего рогами кору с дерева. Эйдан никогда не видел такого крупного и разъяренного зверя. Вдруг олень увидел Алекса, прижавшегося к стволу дерева.

Эйдан схватил кузена за руку. Ведь если он бросится к дереву, то будет рисковать не только своей жизнью, но и жизнью своего сына. Эйдан замер и стал тихо объяснять кузену, что делать. По его плану, он отвлекает оленя, а Рори забирает Алекса. Превозмогая страх, Эйдан сказал себе, что поздно что-либо менять, и сделал шаг. Рори кивнул.

Нарочито шумя, Эйдан побежал в противоположном направлении. Остановившись у могучего древнего дуба, он стукнул мечом по стволу, затем еще и еще. Олень вскинул голову и, метнув рассерженный взгляд в сторону Эйдана, копнул землю копытом.

— Давай же, иди ко мне, давай! — поднял Эйдан свой меч.

Пользуясь деревом как прикрытием, он начал осторожно обходить оленя, но его нога запуталась в корнях, и он упал. Тяжело ступая, олень двинулся на Эйдана, который изо всех сил пытался высвободить ногу. Олень был так близко, что Эйдан видел белки его глаз. Холодный пот сочился по спине. Оставалось молиться.

Крак!

Туша оленя обрушилась вниз, царапая сапог Эйдана рогом. Не веря своим глазам, Эйдан моргнул. Золотой меч по-прежнему торчал по рукоятку из бока оленя.

В воздухе витал солоноватый аромат смерти. Неустанным потоком кровь сочилась из раны, собираясь в лужицу на земле. Сирена замешкалась, отгоняя воспоминания, в которых в ногах Эйдана также лежал олень. Ее олень. Она смотрела в глаза Эйдана и пыталась понять, неужели он забыл тот день, когда на опушке соснового леса он зарезал оленя, совершенно забыв обещания.

Сирена почувствовала, что сейчас заплачет, и закрыла глаза. Ее любовь к Эйдану давным-давно умерла с тем оленем, который остался в прошлом. Тот олень был невинным олененком, тогда как этот — огромным зверем, грозившим гибелью ребенку и чуть не убившим Эйдана. Что бы она ни испытывала к этому человеку, она не могла допустить, чтобы это случилось.

— Спасибо, Сирена.

Низкий тембр голоса Эйдана пробудил в Сирене давние воспоминания. Эйдан протянул руку и, схватившись за ветку, встал на ноги. Для него не было секретом, что Сирена знает, что он винит ее в исчезновении Лахлана. Как Эйдан ни пытался, ему так и не удалось одурачить Сирену. За прошедшие годы Сирена научилась скрывать свои чувства и видела, когда это делали другие.

Тяжелые шаги отвлекли Эйдана от размышлений. Фергус с Коннором подошли, посмотрели на Сирену и Эйдана, но, заметив убитого оленя, очень удивились.

— Все целы? — почесав темно-рыжие бакенбарды, спросил Фергус.

— Все… хотя нет, Алекс пострадал.

Эйдану не хотелось демонстрировать обеспокоенность за детей, но состояние Алекса действительно его волновало.

— Непохоже, чтобы его задел олень, — ответила Сирена. — Элинна думает, что он просто упал и стукнулся головой. Он сейчас спит.

— Хорошо, — вздохнул Эйдан.

— Я не видел оленей крупнее! — хлопнул Фергус Коннора по спине. — Что, если вырезать по куску мяса?

— Предлагаете добить его? — спросил Эйдан, следя за оленем.

— Конечно, не тащить же такую махину отсюда.

Сирена вновь почувствовала комок желчи в горле. Конечно, она не испытывала раскаяния из-за убийства оленя, но это вовсе не означало, что она могла спокойно стоять и смотреть, как его добивают. Она поспешила удалиться и, поскользнувшись на ковре сосновых игл, чуть не упала. Эйдан вовремя схватил ее за руку.

— Подождите, Сирена, я принесу вам меч, — произнес он, спокойно глядя ей в лицо.

Но Сирена знала, о чем думает Эйдан, и поэтому не хотела дать ему свой меч.

— Не надо, я сама, — сказала Сирена, чувствуя, как ей будет тяжело выдернуть меч из зияющей раны.

Эйдан чертыхнулся и шагнул к оленю, оттесняя стоявшего рядом Фергуса. Сирена тоже сделала шаг и оказалась впереди них у самого оленя.

Эйдан положил свою большую ладонь на плечо Сирены. Она почувствовала теплоту ладони сквозь тонкую ткань и была удивлена, что придавать ей чувство защищенности все еще в его власти. «Неприятное открытие», — подумала она и отстранилась.

— Давайте я.

— Спасибо, я сама справлюсь…

Но Эйдан уже протянул левую руку, легко вытянул меч из туши оленя и обтер лезвие о траву.

Сирена сердито вздохнула и попыталась отодвинуться.

— Вы, наверное, не верите мне, Эйдан. Но я действительно не знаю, где Лахлан, и не собираюсь никуда убегать.

— Убегать? — переспросил Эйдан, удивленно вскинув брови. — Вы и не будете убегать. Просто используете магию — и раз… никого нет. Я это уже видел.

— Я не владею магией, — вздохнула Сирена. — Ну ладно, я владею магией, но не очень хорошо.

— Почему? — удивленно спросил Эйдан, беря ее за руку.

На Сирену обрушился знакомый ей аромат, и она не сразу ответила на его вопрос.

— Точно не знаю, но говорили, когда я была ребенком, я то ли была проклята, то ли болела. Моя мать защищала меня от тех, кто боялся этой болезни и хотел моей смерти. Мама называла меня поздним ребенком и проводила со мной дни напролет. Способности к магии частично возвратились, но все вокруг почему-то решили, что я их нарочно скрываю.

Сирена улыбнулась. В ее жизни не было никого более близкого, чем мама, и память о ней вызывала только теплые чувства. Принцесса украдкой бросила взгляд на Эйдана. А ведь одно время она и о нем вспоминала с теплотой. Но это было очень давно.

Невинно-легко пожав плечами, словно избавляясь от засевшей в сердце унылой боли, Сирена продолжила:

— А через год, когда я предстала перед советом, чтобы показать свои магические способности, никто уже не сомневался в том, что они у меня есть. До самого своего исчезновения, до самого последнего дня мама занималась со мной.

Слово «смерть» Сирена произнести не смогла. Даже после всех этих лет ей было тяжело смириться с тем, что мама оставила ее. Вспоминая об этом, Сирена чувствовала ту же горечь утраты, как и в тот день, когда отец сухо сообщил о смерти матери, обвинив дочь в ее смерти. Однако Сирена и сейчас не понимала, что она сделала не так.

— После этого самым близким человеком для меня стала Эванджелина, моя служанка. Но потом и она оставила меня.

Сирена вдруг почувствовала в своих словах огромное сожаление. Конечно же, она не обвиняла Эванджелину в этом, понимая, почему им пришлось расстаться. Но это знание не делало расставание менее болезненным.