Если завтра случится - Анна Джолос

жить с тобой вдвоём.

— Хата будет стоить сорокет, а за комнату мы двадцать платим. Невыгодно съезжать, по крайней мере пока.

— Так и скажи, что тебя тупо всё устраивает. Иванова кулинарит. Шарпей массаж делает и стирает твои шмотки.

— Марин…

— Всё понятно, Даня. Пойду воды попью, — тушит окурок о пепельницу и, спрыгнув с подоконника, уходит.

Вздыхаю. Закрываю глаза и слушаю дождь.

Не люблю такую погоду. Она всегда напоминает мне о том дне. И о Насте, стоящей посреди пустой трассы…

Не знаю, почему меня переклинивает. Резко поднимаюсь с постели. Беру телефон с тумбочки. Открываю браузер, захожу в поисковик и забиваю её имя.

Нахрена?

Без понятия.

Под оглушительный стук своего сердца читаю последние новости. Все до единой.

Придурок, лучше бы не читал.

Швыряю телефон. Ищу свои штаны и футболку. Возникло непреодолимое желание выйти на улицу и пройтись, чтобы хоть немного остудить вскипевшую кровь.

— Ты куда? — в прихожей нос к носу сталкиваемся с Маринкой.

Завязав шнурки, выпрямляюсь.

— Скоро приду. Хочу прогуляться.

— Мм, ясно, — шмыгает носом и проходит мимо.

Забираю свои ключи и выхожу на лестничную площадку. Пока спускаюсь по ступенькам, ещё раз прокручиваю в голове полученную информацию.

«Известная балерина Государственного Улановского театра, Анастасия Джугели, подарила мужу дочь».

Охренеть. Просто охренеть.

Н-да… Не думал, что будет настолько неприятно узнать об этом…

Глава 27

Настя

— Дочка…

Не сразу соображаю, что мама стоит на пороге этой особенной комнаты.

— Можно? — спрашивает осторожно.

Я молчу. Просто ложусь на подушку и устало прикрываю веки.

— Амиран сказал, что ты опять ничего не ешь… — чувствую, как присаживается на кровать возле меня. — Нельзя морить себя голодом. Ты совсем исхудала.

— Я ничего не хочу.

— Насть…

— Зачем ты пришла?

Моей руки касается что-то тёплое, мягкое и пушистое. Уголёк проскочил через открытую дверь. Тот самый кот, оказавшийся однажды со мной в бомбоубежище.

— Прошло четыре месяца, Насть, ты…

— Это был мой ребёнок, — ледяным тоном её перебиваю.

— Я всё понимаю, но жизнь продолжается.

— Моя — нет. Она стоит на месте.

— Дочка… — замолкает на полуслове, тягостно вздыхая.

Тем временем Уголёк укладывается со мной рядом и принимается мурчать, как трактор.

— Отношения с Амираном так и не наладились? Дорогая, вы ведь муж и жена.

— Вашими стараниями, — бросаю язвительно.

— Он тоже переживает.

— Не смей сравнивать даже! — отрицательно качаю головой.

— Не стоит забывать: это был и его ребёнок тоже.

— Да, но именно я бережно носила Лею под сердцем. Это я провела с ней первые месяцы её жизни. Я. Не он!

Открываю глаза. Встречаю её обеспокоенный взгляд.

— Настенька… — протягивает руку и берёт мою ладонь в свою. — Нужно двигаться дальше. В такой непростой для каждого из вас период вы должны поддерживать друг друга.

— Поддерживать друг друга? — на моих губах появляется горькая усмешка. — Амиран считает меня виновной в смерти Леи.

— Ты не права.

— Вы все так считаете.

— Ну что ты, ни в коем случае! — мама сжимает мою ладонь сильнее.

— Я не досмотрела. Я виновата.

— Перестань.

Выдёргиваю руку. Принимаю сидячее положение

— Если бы я не уснула…

— Настенька…

Снова начинаю рыдать. Порой кажется, что я выплакала все слёзы, но нет. Откуда-то постоянно берутся новые.

— Может быть, пройдёмся куда-нибудь пешком? В парк, например, или…

— Я никуда не хочу.

— Ты сидишь в стенах детской комнаты и медленно, но верно себя уничтожаешь.

— Лучше бы я умерла, клянусь. Это невыносимо, мама, — плачу, уткнувшись лицом в колени.

— Ты должна быть сильной. Порой жизнь испытывает нас на прочность. Каждого по-своему. Пожалуйста, давай пройдёмся. На улице сегодня так хорошо. Голубое небо. Солнце.

— Мне всё равно.

Выйти на улицу?

Там везде дети. Чужие живые дети.

— Почему ты отказываешься говорить с психологом?

— Потому что не могу.

— Тебе это необходимо.

— Я сама решу, что для меня необходимо.

— Ну посмотри, в кого ты превратилась! В гроб загнать себя хочешь?

— Да, хочу. Хочу к ней! — кричу надрывно.

— Прекрати, прошу, — смотрит на меня испуганно.

— Вам не понять, — шмыгаю носом и зажмуриваюсь до мерцающих перед глазами точек.

— Твоя потеря невосполнима, но Лею уже не вернуть. Ты не можешь похоронить себя заживо.

— Не представляешь, какой груз у меня на душе.

— Ты ни в чём не виновата. Так произошло.

— Почему с нами, мама? Почему? — рыдаю, не в силах остановить развернувшуюся истерику.

— Родная… — обнимает и гладит меня по спине.

— Я думала, что наконец стану счастливой.

— Станешь обязательно.

— Уже нет.

— Перестань. Вы молоды. У вас будут дети, всё впереди.

— Нет. Я больше не готова, — судорожно трясу головой.

Не готова. Вот так выносить ребёнка и потерять его. Нет-нет-нет.

— Милая, сейчас, возможно, это трудно представить, но…

— Не будем об этом говорить, — опять перебиваю.

— Хорошо, дорогая. Просто тебе важно понимать, что твой муж однажды вновь захочет детей.

— Пусть ему рожают те, с кем он проводит ночи, когда не приезжает домой, — бросаю холодно. И нет, это не ревность.

— Что ты такое говоришь? — смотрит на меня, изумлённо распахнув глаза.

— У него есть другие женщины, мама.

— Ты выдумываешь, — хмурится она.

— Нет. Я знаю это, и мне плевать. Только пусть ко мне не приближается.

— Мне кажется, ты ошибаешься.

— Я не ошибаюсь.

— Насть…

— Отец изменял тебе? — интересуюсь напрямую, и она разительно меняется в лице. — Скажи, как есть.

— Нет.

— Нет? Ты серьёзно? А как насчёт моей няни? Вера, помнишь такую? Неужели не замечала того, что творится фактически прямо у тебя перед носом?

— Это не имеет никакого значения, — отводит взгляд и прячет глаза.

— То есть ты была в курсе и терпела, — делаю вывод, который напрашивается сам.

— Иногда нужно быть мудрее, дочка.

— Это не мудрость, это глупость, — в корне не согласна с ней я.

— Ты так рассуждаешь потому, что слишком юна.

— Причём тут это? Измены нельзя прощать, мама. Даже ради собственной выгоды. Это унизительно.

— Будешь учить меня жизни? — обиженно поджимает губы.

— Я хочу развестись, — выдаю в лоб. — У тебя есть знакомые?

— Что? — теперь она выглядит по-настоящему шокированной.

— Что слышала. Помоги мне, — прошу я тихо.

— Насть, ты с ума сошла? Какой развод?

— Обыкновенный.

— Амиран не даст тебе развод, — понижает голос до полушёпота.

— Естественно не даст. Поэтому я и прошу твоей помощи.

— Извини, но я не могу тебя поддержать. Не собираюсь прикладывать руку к тому, чтобы ваша семья распалась.

— Очнись, мам, — сердито цокаю языком. — Нет никакой семьи. И не было.

— Не говори так.

— Вы выдали меня замуж насильно. Забыла?

— Не начинай.

— Вам было плевать на моё состояние. Равно как и на то,