Воевода - Александр Прозоров

– Здоровья тебе, отче, – поцеловал руку священника боярин. – Скажи им, что большой поход начнется уже на днях! Похоже, ватажник тот приблудный замятню затеять удумал, умы горожан смутить и из изгнания вернуться.

– От Орешка вестники добрались, – тихо ответил пастырь, осеняя боярина Кирилла крестным знамением. – Ватажник тот приблудный из набега возвертается с добычей несчитаной. Лодками перегружать пришлось, иначе ладьям через залив пройти не получалось, больно глубоко в волнах сидели. И так выходит, сын мой, что те воины, что с ним ушли, ныне серебро ведрами носят, а те, кто с тобой остался, нищие и голые сидят.

– Вот проклятие! – скривился, как от зубной боли, посадник.

Когда возникает вопрос о золоте и мошне, обращаться к уму и совести людской бесполезно – прав всегда тот, кто больше платит. Смерды, оставшиеся с пустыми руками, при виде удачливых сотоварищей не способны испытывать ничего, кроме ненависти. Тут спорить бессмысленно и опасно – могут и побить. Хорошо, если не до смерти.

– А не люб, так и уйду! – не дожидаясь разгара страстей, громко выкрикнул боярин Кирилл, сдернул шапку и тоже шарахнул ею о помост. – Не воевода я более! Выбирайте того, кто по сердцу!

Он быстро сбежал по ступеням и, провожаемый залихватским разбойничьим посвистом, отправился к мосту. Следом, прикрывая спину господина, столпились холопы, оглядываясь и грозя вечу кулаками. Только один, отделившись, заскочил на помост, подобрал бобровую шапку и, получив свою долю освистывания, побежал прочь.

Вече притихло. Оно только что сняло с должности назначенного советом воеводу, отстояло свою волю, показало силу. Но что делать дальше – люди не знали.

– Атамана Заозерского в воеводы? – неуверенно предложил кто-то.

Архиепископ, пользуясь удачным моментом, вышел вперед, вскинул руку, призывая к тишине. И она тут же настала: люд православный внимал слову пастыря.

– Желание ваше я понимаю, дети мои. Меч новгородский желаете вы вручить тому, кто лучше всех прочих владеть им сумеет. Однако же помнить вам надобно, что по древнему обычаю князя со стороны для ратей своих Новгород токмо из рода Ярославичей призывает.

– Князья Заозерские Ярославичи!!! – заорал кто-то из толпы, и вече радостно подхватило: – Я-ро-сла-вич! Я-ро-сла-вич!

Отец Симеон снисходительно улыбнулся: толпа проглотила подброшенную ей косточку, даже не поперхнувшись. И крикуны нанятые не понадобились. Он снова вскинул руку и в наступившей тишине добавил:

– А еще надобно у самого князя Егора Заозерского согласия испросить, челом ему бить и уговаривать. Он ведь и обиду затаить может. Али не вы сами меньше месяца тому назад его из Новгорода с позором выгнали?

Вече виновато заскулило, раскаиваясь в проступке.

– Но коли таково желание твое, люд новгородский, готов я в смирении христианском самолично к князю Заозерскому направиться и словом божиим его увещевать, дабы зла на сердце не держал и на площадь эту выйти согласился. Здесь его и призовете!

– Любо отцу Симеону!!! – выплеснул свой восторг кто-то из стоящих у помоста ремесленников. Клич моментально подхватили сразу в нескольких местах, и он, подобно волне, закачался над площадью из стороны в сторону.

«И никаких платных крикунов, – снова самодовольно отметил архиепископ, благодарно кивая и благословляя ликующий народ крестным знамением. – А Егорке Заозерскому за корень Ярославов придется заплатить. Хорошенько заплатить. Уж не знаю чем, но стать Ярославичем дорогого стоит…»

Наступал на Новгород Егор по всем правилам стратегии. Часть своих людей еще от Ладожских порогов[22]он отправил вперед посуху, сразу по обоим берегам, перекрывая дороги и охватывая дальние подступы. Приказа блокировать город он не давал. Ватажники никого не задерживали, ездить не мешали. Однако возникни такая нужда, неспешно идущие вверх вдоль Волхова отряды могли мгновенно стать боевыми и сжать врага в кольце плотной осады. Вожников специально отрядил в них воинов двинских, онежских, русских – чтобы при получении приказа не заколебались, с вечем и посадниками советоваться не побежали.

Основными ударными частями, вернувшимися на борта ушкуев после перетаскивания их через бушующее мелководье, разумеется, стали участники еще самой первой ватаги. Главным их оружием стало серебро, оттягивающее поясные сумки после первой дележки, и желание погулять. Егор уже имел возможность убедиться, сколь эффективной бывает щедрая, разгульная пьянка для воздействия на неокрепшие умы. Он не желал покорять Новгород, он хотел переманить его на свою сторону. Но если «мирный план» провалится и что-то пойдет не так – Егор был уверен, что старые друзья поддержат его без малейших колебаний. Пусть совет города только попытается арестовать его за возвращение без спроса – и местная стража тут же встретит на пути три сотни привычных к боям ратников. Поднимут на копья – и как звать не спросят.

Атаман был готов к худшему, надеялся на лучшее, но чего ожидал меньше всего – так это восторженной толпы, встретившей его ушкуи прямо у причалов. Им кричали «любо», бросали цветы, обнимали, просто хвалили, звали выпить и на постой, растащив-таки по пути добрую половину ватаги.

Благодарственный молебен Вожников намеревался отстоять в церкви Святого Георгия – и тут его ожидал последний шок, чуть не перевернувший разум. После коротких переговоров с батюшкой в храм внезапно вошел сам архиепископ Новгородский и Псковский отец Симеон и безо всяких условий и уговоров взялся лично провести службу!

После причастия мудрый пастырь сказал ему неожиданные слова:

– Сами подвиги твои во славу новгородскую любые грехи твои искупают, сын мой, – чем окончательно вогнал Егора в ступор. Князь Заозерский ожидал угроз и стражи, а получил благодарность и отпущение грехов. Тут у любого мозги разом перегреются! – И не держи зла на люд новгородский. Беспокоен он бывает порою, но коли сердцем прикипит, то навеки.

– Благодарю тебя, отче. – В полном смятении атаман приложился губами к руке, вышвырнувшей его из города. – Кто ко мне с добром, для того и мне ничего не жалко.

– Золотые слова, сын мой, – перекрестил его отец Симеон. – Твоя душа не столь сумрачна, как мне казалось поначалу. Но мы еще сможем побеседовать о том в иное время. Ныне же надобно тебе спешить к семье, к жене венчанной, Богом даденной. Не меньше тебя она за дни минувшие исстрадалась. Ступай, и да пребудет с тобою милость Господа нашего, Иисуса Христа.

Егор еще раз поклонился, отступил и вышел из храма. О том, остается ли в силе решение о его изгнании или нет, спрашивать не стал. Было похоже на то, что у города случился всеобщий приступ амнезии и о последнем вече никто не помнит. А коли так, то к чему ворошить старое?

Когда князь Заозерский во главе ватаги наконец-то вошел в распахнутые ворота, его уже ждали. Жиденькая цепочка воинов, что оставались при княгине, вытянулась от калитки до крыльца, словно изображая почетный караул, а сама Елена Михайловна стояла у перил на крыльце, наблюдая за вернувшимися сверху вниз. Одета она была в строгое коричневое платье с серебряной вышивкой, украшенное россыпью жемчужин и тугими валиками на плечах и поясе.