Гений пустого места - Татьяна Устинова

Ольга перестала осуществлять аттракцион парковки,остановилась посреди улицы и помолчала, изо всех сил прижимая трубку к уху.

Сын спросил ее, и ей придется отвечать.

– Да, Степ. Только, учти, это все полная ерунда! Папа ни вчем не виноват и не может быть виноват! В милиции обязательно разберутся, и мыделаем все, что нужно. Ты не волнуйся.

– Мам, но там, наверное, ужасно. – И голос у сына дрогнул.

– Где?

– В тюрьме. Он же в тюрьме, да?

Ольга Пилюгина старалась не думать о том, что ее муж «втюрьме». Так старалась, что не могла ни спать, ни есть, но Степка не должен обэтом знать.

– Что ты, сынок! В тюрьму сажают после суда, а папу никто неосудил и не осудит! Он… просто в милиции.

– Ну да, – фыркнул Степка. – Просто в милиции!..

– Степ, ты не волнуйся.

Ольга очень старалась не расплакаться, она не разрешила себеплакать в тот момент, когда Димона засунули в милицейский «газик» и повезли подвору их дома, а все соседи стояли и смотрели. Она сказала себе, что плакать низа что не станет. И у нее получалось… ну, почти получалось.

– Я не знаю, успеет ли он на твое выступление, но оченьнадеюсь, что успеет.

Степка протяжно вздохнул в трубке и вдруг выпалил:

– Мам, а если это он? Ну, ведь Кузя к нему все времяприставал, и папа говорил, что он его с балкона выбросит.

– Степа, твой папа не способен убить человека, – оченьтвердо сказала Ольга. – И выкинь это из головы!..

– Мой папа, – заявил Степка с необыкновенной гордостью, –способен на все!

И она вдруг поняла, что в его тринадцатилетней голове отецкак был, так и остался героем, лучшим из мужчин!.. У сына не было в том никакихсомнений. Даже если отец совершил нечто ужасное, он сделал это именно потому,что герой! Ну, как Рэмбо в старом-престаром кино! Он там тоже всех убивает, иподелом им, потому что убивает он только «плохих», а «хорошим» помогает,спасает их! И сейчас отец – это Рэмбо, которого все ловят, осуждают и хотятпогубить, но он-то, Степка, знает, как все обстоит на самом деле!..

– Папа никого не убивал, – повторила Ольга. – Никого! Нашпапа самый лучший человек на свете, и он не убивает своих друзей.

– Мам, давай я домой вернусь, а? Забери меня от бабушки, нупожалуйста! Я буду тебе помогать, ухаживать за тобой буду! Я тебе чай станугреть! Забери меня домой, мама!

– Пока не могу, – твердо сказала Ольга.

– Почему?!

– Потому что не могу. – Невозможно было признаться сыну, чтов любой момент милиция может устроить у них в доме обыск! Она точно не знала,но ей казалось, что такое вполне может произойти.

– Мама! – крикнул Степка.

– А когда вы приедете, у нас дома вас будет ждать сюрприз, –торопливо добавила Ольга, чтобы хоть чем-нибудь его отвлечь. – Очень приятный.

Степка вздохнул, совершенно как взрослый.

– Эх, мама, мама!.. – с горечью пробормотал он. – Ты меняутешаешь, будто я Растрепка! А я взрослый человек.

– Я знаю.

Сзади засигналили, взметнулся снег, и какая-то здоровеннаямашина проползла мимо. Водитель в окно грозил ей кулаком и неслышно ругался.Ольга от него отвернулась.

– И я еще хотел тебе сказать, мам… – Сын опять совершеннопо-взрослому вздохнул, собираясь с мыслями. – Я хотел сказать, что, если папупосадят в тюрьму, я тогда тоже пойду и сяду в тюрьму!

– Степан!

– Нет, ты не волнуйся, мам. Я в Интернете прочитал, чтобывают такие колонии, где можно жить с детьми. Если его посадят в такуюколонию…

– Степа, прекрати! – Она все-таки не выдержала, голоссорвался. – Прекрати сейчас же! Никто никого никуда не сажает! Не нужно тебе нив какую колонию! Папа ни в чем не виноват, и скоро его выпустят.

– То-очно?

– Да. Точно.

И она осторожно выключила телефон.

«Господи, помоги мне! Отец в тюрьме, ребенок собирается напоселение, а мать, как пить дать, готовится в разведшколу!»

Глядя в зеркало заднего вида, Ольга кое-как приткнула машинук сугробу. Надо бы еще подвинуть, но ничего не видно, и даже окно не открыть! Вмороз стеклоподъемники не работают, а зеркала замерзают, вот она какая, русскаязима!

Что она станет говорить комендантше, о чем ее спрашивать?!Ольга вышла из машины, перелезла через сугроб и пошла к невысокому крылечку,справа от которого помещалось забитое фанерой окно, а слева – лохматая ототорвавшихся бумажек доска объявлений. Бумажки трепетали на ветру, и казалось,что доска шевелится, сбрасывает кожу, как змея.

Ольге стало противно.

Она была здесь несколько раз, когда Кузе взбредала в головуфантазия отпраздновать свой день рождения «дома», и на уговоры поехать наприроду, или к ним, или к Арине, или к Хохлову он не поддавался.

Она помнила смертную тоску длинных и темных коридоров,тесноту «холлов» – так почему-то назывались лестничные клетушки, окна, которыене мылись никогда, детские коляски в углах, запах пережаренного лука и постногомасла – глухой, убогий, будто военный быт, вызывающий в своем крайнемнищенстве, выставленном напоказ.

Ведь, черт побери, окна можно помыть, вместо фанеры вставитьстекло, – чай, не при Иване Грозном живем, стекло не на вес золота! – «холл»замкнуть на ключ, чтобы не лезли посторонние, с плиты сгрести многолетний жир,старые обои, отстававшие длинными языками, поотрывать и наклеить новые, ввеселенький цветочек, все не так погано!..

Но нет.

Люди жили здесь годами, а некоторые и умирали тут же, внищете и грязи, и все в ожидании «лучшей доли», которая вот-вот должна на нихоткуда-то свалиться, да никак не валится!

Эта общага появилась как раз тогда, когда строили коммунизм,соревновались в социалистическом соревновании, дискутировали в диспутах физикови лириков, «работали на оборонку» и кричали: «Космос наш!!», когда полетелГагарин. Здесь же влюблялись, женились, рожали детей. Вставали в очередь наквартиру, ожидали ее, наконец, получали «жилплощадь» в новом доме – в точнотакой же хрущевской пятиэтажке, только через дорогу. Поколения менялись, однипереселялись через дорогу, другие вселялись в общагу, энтузиазм поутих, и ужене так важно стало, чей именно космос, потому что хотелось своего собственного,мещанского, презираемого, сытого счастьица, а как же иначе, люди ведь!

Пришло время кабачковой икры, плавленых сырков «Лето» подчекушку, рыбы «Ледяной», наваленной смерзшимися пластами в магазинных витринахи холодильниках, и поговорки «Самая лучшая рыба – это колбаса». В общагегорячую воду стали давать по графику и украли деревянную входную дверь, которуюпришлось заменить фанерной. Подразболтался народец, подрасшатался, пересталверить в светлое завтра, зато накрепко поверил, что, если летом на своих трехсотках картошку не вырастишь, зимой будешь лапу сосать, потому что картошкиэтой днем с огнем не сыщешь. А круговорот все продолжался, только замедлилсямалость. В «новый дом» через дорогу стали переезжать реже, зато на кладбищечаще, а общага – стык двух миров или трех, а может, и четырех – оставаласьнезыблемой и неизменной.