Бледная Холера - Иоанна Хмелевская

Потягивая вино, Гурский принялся изучать фотографии.

— Позволено ли на дружеской вечеринке задавать вопросы? — поинтересовался он.

— Сколько угодно! — заверила его Мартуся.

— Пожалуйста, пожалуйста, — поддержала я.

— Где бы это ни происходило... — начал Гурский.

— В «Мариотте»! — хором закричали мы с Мартусей.

— Не имеет значения. Когда?

О черт... И почему полиция всегда задает такие трудные вопросы?

Тяжело вздохнув, я поднялась с места:

— Придется подождать. Мне надо заглянуть в календарь, может, там есть запись. Если нет, тогда позвоним.

Запись нашлась.

— В начале этого года, седьмого января. Прием для важных персон и богемы. Что-то там праздновалось, уж не помню, что именно. Меня туда заманили тем, что мероприятие устраивалось в казино при отеле.

— Насколько я понимаю, меня должны интересовать фигуры на заднем плане. На покойного я уже нагляделся. Не ради же него вы меня пригласили. На кого еще я должен обратить внимание?

— Дамочка рядом с ним. На двух снимках.

— На одном они в обнимку, — громким шепотом подсказала Мартуся.

— Гадость какая, — пробормотала Малгося себе под нос.

— Вижу. Кто это?

— Дура набитая! — выкрикнула Мартуся в полный голос. — Некая Ева Май.

— Она же Ева Бучинская, — со значением добавила я. — Бывшая супруга пана Теодора.

Гурский оторвался от фотографий. Лицо у него было каменное. Полицейский посмотрел на Мартусю, потом на Малгосю и, наконец, устремил взор на меня.

— И вы только сейчас...

— Претензиям и упрекам здесь не место! Я сама обнаружила, что это Ева, всего лишь час назад! Да меня чуть кондрашка не хватил. Оказывается, эта идиотка пользуется псевдонимом Ева Май. И вот кто ее отлично знает! Вот! Особа из Кракова! С телевидения!

Обвиняющим перстом я ткнула в Мартусю, а та в подтверждение моих слов затрясла головой. Можно было подумать, она страшно гордится этим знакомством, хотя причин для гордости явно не было. Малгося взирала на происходящее с жадным интересом, вопросов не задавала и исправно подливала всем напитки.

Гурский довольно долго молчал, пил вино и рассматривал снимки. Потом увлеченно поедал бобы. Наконец поднял глаза и уставился на Мартусю.

— Выкладывайте все, что знаете о Еве Май! — потребовал он. — Чем занимается, где живет, как давно там живет, знакомые, телефоны...

И Мартуся зафонтанировала точно проснувшийся вулкан. Я только слушала и восхищалась. В том, что Ева кретинка каких поискать, сомнений у меня и без ее рассказа не было, но чтобы до такой степени... Климакс, что ли, отразился на ее мозгах? Да нет, баба вполне молодая. Лет десять еще продержится на плаву.

Я попыталась подсчитать в уме, сколько Еве лет. Когда пан Теодор женился, я уже поменяла место работы; ему было под сорок, а его избранницей стала восемнадцатилетняя девушка редкой красоты, сколько об этом ходило тогда разговоров... Боже ты мой, двадцать один год прошел с тех пор! Хорошо, так сколько же ей сейчас? Тридцать девять, в самом соку! Пану Теодору уже за шестьдесят, а ему и пятидесяти не дашь...

— ...никто не знает, где она живет, — повествовала Мартуся. — Или у любовников, или квартиру снимает, не в гостинице же. Ой, да у нее от кавалеров отбоя нет. Наш директор уже получил по морде от своей благоверной, два продюсера за ней увиваются (только не затем, чтобы поставить перед камерой, а затем, чтобы в койку уволочь), а для нее главное — в телевизор проникнуть.

— Ты же говорила, что региональное телевидение популярностью не пользуется, — удивилась я, — чего же она так старается?

— А куда ей деваться? Из Варшавы ее поперли, вот она и подумала, что на телевидении победнее шансов у нее больше. Мол, стоит разок появиться на экране, и весь мир с ума сойдет от восторга. Кто-то ей, наверное, посоветовал перебраться в провинцию. А может, и сама додумалась... Женщины ее на дух не переносят. Еще бы! Зато мужики к ней так и льнут. Ну как же, красивая и глупая. Только у нее самомнения выше крыши, ей не всякий угодит.

— И всем она известна под именем Ева Май, — задумчиво произнес Гурский. — А давно она в Кракове?

— Да месяца три или четыре тусуется. Поначалу появлялась наскоками, а последнее время безвыездно сидит. По крайней мере неделю.

— И где ее можно найти?

— Да где угодно! — воскликнула Мартуся. — Какая же она стерва! Ведущую перед записью пыталась с лестницы столкнуть, притворилась, что поскользнулась. Как же, поскользнулась! Яцек успел подхватить Магду, сам чуть не грохнулся!

— Вы при этом присутствовали?

— Нет, Яцек мне рассказывал. Все об этом говорят!

— Ну, на лестнице мы засаду устраивать не будем. Подумайте, где ее можно застать?

Мартуся пожала плечами, открыла очередную банку с пивом.

— Я же говорю, где угодно! На телевидении, в ресторанах, в казино. Она, наверное, и жрет-то только в заведениях и за чужой счет. Если где-то что-то затевается, она тут как тут! Проныра, пройдоха, продувная бестия! Крыса пергидрольная! Холера бледная!

— Ага, подходящее имечко, — вставила Малгося.

— Точно! — с жаром подтвердила Мартуся. — Самая Бледная Холера! Отныне так и будем звать эту холеру и чуму в одном флаконе.

— Вы наверняка знаете Краков лучше, чем я, — упорствовал Гурский. — Заведения, в которых она чаще всего бывает, фамилии продюсеров, адреса, место работы...

— А я ее этим допеку? — оживилась Мартуся.

— Гарантий дать не могу...

— Была не была! Привлеку к делу Иольку! Она должна знать больше, чем я. У этой... как ее... Холеры есть подружка, Иолька мне что-то говорила... Звоню!

Мартуся схватила свой мобильник и кинулась в кабинет.

А у меня зародилась одна мысль... Дикая и ни на что не похожая... Нет, так нельзя...

Я огляделась. Гурский невозмутимо рассматривал фотографии. Малгося неожиданно вскочила, заявила, что ей нужно в ванную, и исчезла.

Я постаралась использовать представившуюся возможность.

— Пленка, о которой я вам говорила, рабочая запись, у меня. Мартуся ее привезла. Тихо! Подруги не слышат, свидетелей нет, я не могу ни дать ее вам, ни показать, иначе вам придется признаться, что вы ее смотрели. Но как насчет копии?

Гурский оживился, но тут же постарался изобразить равнодушие.

— А что на пленке?

— Все, что вам нужно. Толпы людей, снятых в разных местах. В частности, в конюшнях и питомниках лошадей. И в каждом кадре — Тупень. Болтает и вовсю компрометирует себя. Два оператора снимали, ухватили множество моментов... Звук глухой и не всегда синхронный, но разобрать все можно. По сути — каша, монтажный материал, и тем не менее бесценный источник информации.