Лики ревности - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Отец, но зачем маме другой мужчина, в ее-то годы?

– А какие ее годы? – удивился Бастьен. – Ты не смотри, что она седая! Люсьена еще совсем не старая. И поверь мне на слово – в свое время она была красавицей!

Он остановил кобылку на приличном расстоянии от болот, под деревьями. Туман лентами поднимался над стоячей водой, сливаясь в лунном свете в призрачное подобие занавеса.

– Чтоб мне провалиться, если вру! За Люсьеной двое местных ухлестывали, когда ей было шестнадцать, да только выбрала она меня! Так что если я увижу, как какой-то мерзавец ее тискает, не знаю, что с ними обоими сделаю! Иди, да побыстрее! Скоро она будет возвращаться. Я приметил время, когда она приходит домой.

Здесь, в глубокой влажной низине, холод ощущался намного острее, чем в поселке. Продрогшая и испуганная, Изора постаралась взять себя в руки. Она спрыгнула с коляски, даже не подумав о том, чтобы противоречить, хотя роль, предписанная отцом, была ей противна.

– Я действительно должна пойти туда вместо вас? – спросила она едва слышно.

– Лучше ты, если не хочешь, чтобы я переломал кому-нибудь кости, – сквозь зубы прошипел отец. – Или шею… В тюрьму мне нельзя – я там с ума сойду!

«Ты и так сумасшедший!» – подумала Изора, маленькими шажками удаляясь в туман.

Идя по тропе, девушка не могла отделаться от ощущения, будто кто-то грозит ей невидимым оружием и оно жестоко ее ранит, едва она окажется у цели. «Если мама и правда с любовником, я буду вынуждена ее выдать. А ведь она так ухаживала за мной, когда я болела… Она меня возненавидит! Господи, какая гадость! Ну почему отец сам туда не пошел?»

Зрение у Изоры было прекрасное, и она могла бы гораздо быстрее пробираться сквозь заросли утесника и высокой травы, с двух сторон обступивших тропинку. Но девушка надеялась, что этот наивный маневр поможет ей выиграть время, а матери даст шанс выйти и отправиться домой, на ферму.

«Но что делать, если я увижу его – любовника? – вдруг забеспокоилась она, различив в ночной темноте желтый квадратик окна. – Господи, у них горит свет! Они до сих пор здесь!» Девушка замерла, не зная что делать – идти ли вперед или вернуться. Может, еще раз соврать отцу? Прийти обратно и сказать, что в хижине нет ни души?

– Я должна знать! – прошептала она, с тяжелым сердцем заставляя себя сделать шаг, потом другой.

Ожидание казалось Бастьену Мийе невыносимым. Он неподвижно сидел в двуколке, что, правда, стоило ему большого труда, и не сводил глаз со своей кобылки, которая ждала с привычной покорностью, внушенной посредством частых окриков и ударов хлыстом.

Ружье все это время фермер держал в руке. Уже несколько дней его глодали мысли об измене жены и своем позоре, но теперь в голове немного прояснилось – предстояло обдумать еще и неожиданные откровения Изоры. «Fan de vesse! Выйти замуж за Жерома Маро только затем, чтобы сбежать из дома! Ну и пусть катится ко всем чертям! Пока у меня есть моя Люсьена, моя Люлю…»

Он вздохнул, борясь с волнением. Вспомнил себя молодым, пылким поклонником улыбчивой горничной из шато – белокурой, миниатюрной и хрупкой. Они встречались в столетней тисовой аллее и обменивались многозначительными взглядами на выходе из церкви.

Они собирались пожениться, но планы нарушил Альфред Букар – двадцатилетний углекоп, «чернолицый» со статью колосса, нахальный и уверенный в том, что девушки от него без ума. Из всех он выбрал Люсьену и стал ее преследовать. Она отвергала его ухаживания с полнейшим равнодушием, пока однажды вечером, после танцев, он не взял ее силой. Опасаясь, что может забеременеть, по настоянию родителей Люсьена согласилась на помолвку. Букар же стал рассказывать направо и налево, что рад «покрыть грех», раз уж с ними такое случилось.

«Не знаю, кто убил этого мерзавца, но я бы дал ему медаль!» – думал Бастьен Мийе.

Однако долго радоваться Букару не пришлось. Убедившись, что не беременна, Люсьена разорвала нежеланную помолвку и нашла приют в крепких объятиях Бастьена. Он так горевал, когда потерял крошку Люлю, что, вновь обретя свое сокровище, обезумел от радости и тут же на ней женился.

И вот сейчас, один как перст в декабрьской ночи, он чувствовал то же самое – ужас от одной только мысли, что может ее потерять. Разве не говорила она, что любит его, как в первый день, – несмотря на морщинки, неуживчивый нрав, грубость и амуры с вдовой Виктор? В спальне, на супружеском ложе, где они уединялись каждый вечер со дня своей свадьбы, Бастьен многие годы доказывал ей постоянство своей страсти.

Обо всем этом Изора, конечно, не имела ни малейшего представления. Не помня себя от волнения, она подошла к узкому окошку с грязным стеклом. Мать действительно была в хижине, а с ней – мужчина…

Сцена, которая предстала перед ней, таинственная игра света и теней вызвала ассоциацию со старинной картиной, освещенной единственной свечой. Люсьена Мийе была на ногах и выглядела бесконечно печальной. Она гладила по волосам кого-то, кто сидел на стуле, опустив голову как человек, пребывающий в отчаянии. Оба молчали. Дрожащая от переживаний Изора хотела убежать, но ей помешало какое-то необъяснимое ощущение.

«Я его знаю, я точно его знаю! – пыталась сообразить она. – Я где-то видела эти руки!»

Она внимательно окинула взглядом внутреннее убранство комнаты. На узком столе стояла печка-спиртовка и две бутылки – одна с молоком, другая – с вином. В глубине – откидная койка с матрацем, на которой спал отец, когда ходил сюда рыбачить.

Изора вздрогнула и отпрянула от окна: мать обошла вокруг стула и склонилась над незнакомцем – нежно потрепала его по колену, а потом по руке.

– Будь сильным…

Она произнесла это шепотом, однако Изора услышала. Конечно, такая фраза могла бы прозвучать из уст любовника или любовницы, изнывающих в разлуке, которую незаконность их отношений делала неизбежной, но в голосе Люсьены было столько отчаяния, столько нежности, что предположение никуда не годилось.

Внезапно мужчина выпрямился и встал так, что его лицо попало в ореол света. Изора открыла рот, чтобы закричать от ужаса, но не смогла – шок был настолько силен, что у нее перехватило дыхание.

Чудовище! Она увидела лицо монстра – безобразное, покрытое шрамами, в котором не осталось ничего человеческого. Красноватая масса, на которой поблескивал один-единственный полуприкрытый глаз… А потом это существо произнесло несколько слов низким голосом – голосом, внезапно вернувшимся из прошлого. Изора сорвалась с места и побежала, петляя, как испуганный зверек: «Мама, никаких сил не осталось…»

Бастьен, который уже начал терять терпение, увидел, как дочь, спотыкаясь, несется по тропинке. Он спрыгнул на землю, закинул ружье за плечо и бросился навстречу.

– Ну?

Явный испуг Изоры оправдал худшие ожидания. В бледном свете луны, которая отражалась в тумане, подобравшемся к бричке совсем близко, девушка была похожа на привидение.