Дублин - Эдвард Резерфорд

— В чем ты меня обвиняешь, Лоуренс? Говори прямо, — с угрозой произнесла она.

— Я не обвиняю…

— Рада это слышать, — холодно перебила она его. — А то уж, похоже, ты обвиняешь меня в предательстве по отношению к мужу.

В голосе Энн прозвучало ледяное презрение. Лоуренс был ошеломлен.

— И ты готова поклясться, — с отзвуком гнева в тоне потребовал он, — что между тобой и Брианом О’Бирном не происходит ничего недостойного?

— О’Бирн весьма любезно предложил Морису пожить у него, — твердо ответила Энн. — Это все. Что до твоих предположений, то они оскорбительны и наглы.

— Надеюсь, тебе можно верить.

— Ты назвал меня лгуньей? — Энн побледнела от ярости. — Убирайся из моего дома, Лоуренс! И не возвращайся, пока не научишься хорошим манерам! — Она резко поднялась и указала на дверь. — Убирайся немедленно! — приказала она.

Энн дрожала от гнева. Ее брат, точно так же взбешенный, встал и собрался уходить.

— Ты дурно обошлась со мной, сестра, — сказал он и вышел из гостиной.

После ухода иезуита Энн долго еще стояла с вызывающим видом. Можно подумать, она та самая девочка, что влюбилась много лет назад! Как он посмел читать ей лекцию? И обвинять в чем-то, чего она не делала? Как он посмел назвать меня лгуньей?!

В таком случае, в злости подумала Энн, я могу преспокойно делать что хочу.

И она еще пребывала в том же настроении, когда чуть позже приехал Бриан О’Бирн.

Вскоре после визита семьи Смит в сентябре Орландо признался жене в своих страхах насчет Энн и О’Бирна.

— Просто поверить не могу, что моя сестра способна на такое, — сказал он, качая головой.

Мэри тоже была поражена, но, наверное, не так сильно, как ее муж.

Есть роман между Энн и Брианом или нет, Мэри это не слишком взволновало, но ее мысль заработала в другом направлении. Прежде всего она подумала о том, что уже в течение многих лет время от времени приходило ей в голову. И как-то вечером в начале октября, когда они с мужем сидели рядом у камина, она тихо сказала:

— Орландо, ты должен иметь наследника. Ведь совершенно ясно, у меня детей не будет.

— У меня есть ты, Мэри. Этого достаточно для любого мужчины, — ответил он с нежностью.

— Ты очень добр, что так говоришь. Но мне бы хотелось, чтобы у тебя был наследник. — (В комнате стало очень тихо, только слегка шипел огонь.) — Ты мог бы завести ребенка от другой женщины, а я воспитаю его как родного. Он будет Уолшем, и ты оставишь ему поместье. Я ничего не имею против. — Мэри вздохнула. — Вообще-то, скажу тебе, давно нужно было это сделать.

Орландо уставился на нее во все глаза.

— Ты удивительная женщина, — наконец сказал он.

Мэри покачала головой. А ее муж, в своей бесконечной доброте решив, что она нуждается в утешении, воскликнул:

— Если ты воображаешь, будто я мог бы подумать о другой женщине, кроме тебя, Мэри, то сильно ошибаешься! Во всем мире нет для меня никого, кроме тебя.

— Я говорила о ребенке, Орландо.

— Мы должны склониться перед Божьей волей, Мэри, — ответил Орландо. — Если мы этого не сделаем, наша жизнь не будет иметь смысла.

Он подошел к жене, взял ее руку и горячо поцеловал, благодарный за то, что она предлагает ему такую жертву.

В следующее воскресенье они вместе отправились на мессу в Мэлахайд, и Мэри показалось, что Орландо молился с особым пылом. А днем он один отправился в Портмарнок.

В общем, хотя Мэри и тронула доброта мужа, ей он ничем не смог помочь.

Энн и О’Бирн были очень осторожны. У О’Бирна имелся один друг-торговец, чей большой дом, разумеется, стоял неподалеку от рынка, западного, где обычно бывало множество людей. Прогулявшись по рынку и сделав несколько мелких покупок, Энн могла проскользнуть в этот дом, не привлекая ничьего внимания. И если весьма уважаемая супруга торговца Уолтера Смита уходила днем на несколько часов, а вернувшись, замечала, что после рынка навестила какую-то бедную женщину или зашла в церковь, ни у кого и мысли не могло возникнуть о чем-то другом. С октября 1637 года и до следующей весны О’Бирн множество раз ездил в Дублин, обычно на два или три дня, и каждый раз они с Энн встречались и занимались любовью днем, не возбуждая ни малейших подозрений. Однажды О’Бирн встретил на улице Орландо, расспросил его о семейных делах и абсолютно правдиво сказал, что у него, к сожалению, нет времени, чтобы заглянуть к Смиту. Дважды он видел и Уолтера, и тот тепло приветствовал Бриана и приглашал зайти. Каждый раз у О’Бирна находился предлог, чтобы отказаться, но в то же время он не забывал напомнить:

— Я все жду, когда вы пришлете ко мне юного Муириша. Присылайте на неделю, на месяц, на год — как вам захочется.

Для О’Бирна все это было волнующим приключением. И в особенности ему доставляло удовольствие то, что, преодолев первоначальную застенчивость, Энн превратилась в пылкую и изобретательную возлюбленную. А для Энн, так долго ждавшей, это стало самым страстным романом в ее жизни.

Но их любовная связь была ограничена условиями. Она могла быть только тайной, все происходило за закрытыми дверями. Возлюбленные не могли выйти вместе на улицу, не могли даже провести вместе ночь. Но Энн не слишком это беспокоило.

— Единственное другое место, где я хотела бы оказаться вместе с тобой, — это горы над Ратконаном, — заявила как-то она. — И я мечтаю, чтобы такое осуществилось.

Но хотя придумать предлог для поездки в горы было возможно, Энн тем не менее не представляла, как бы такое могло случиться. Однако весной совершенно неожиданно подвернулась возможность.

В конце марта, после бесконечных просьб Мориса, Уолтер наконец согласился, чтобы его сын отправился к О’Бирну на месяц. Энн видела, что в последнее время муж чересчур занят делами. Иногда он выглядел слегка подавленным, хотя и уверял жену, что поводов к тревоге нет. И еще он похудел. Когда Энн заговорила об этом, Уолтер с грустной улыбкой отметил, что в его возрасте другого и ждать не приходится.

— Мой отец был точно таким же, — сказал он.

Энн не сочла это убедительной причиной, но промолчала. Уолтер также заставлял сына очень много работать, и потому Энн была приятно удивлена, когда он вдруг позволил Морису уехать.

Они с О’Бирном обсудили возможность Энн проводить Мориса и остаться в Ратконане на несколько дней, но в итоге решили, что это могло бы вызвать подозрения.

— Я совсем не хочу, чтобы ко мне снова явился Лоуренс, — заявила Энн.

Поэтому О’Бирн сам приехал за Морисом и отвез его в Ратконан.

— Мне не следует ездить в Дублин, пока юноша у меня, — сказал Бриан возлюбленной.

Однако за неделю до того, как Морис должен был вернуться домой, к Смитам прискакал один из пастухов О’Бирна с сообщением, что Морис сломал ногу и его отъезд из Ратконана придется отложить.