Семь отмычек Всевластия - Антон Краснов

— Среди прочего, — докладывал Добродеев, — ему приснилось, что сам Юпитер торжественно пожимает ему десницу.

— Юпитером в здешних краях звали моего брата Зеурса, родителя Альдаира, — проклюнулся Вотан.

— Вот и прекрасно. При случае скажете об этом Цезарю, — елейно вставил Добродеев. — Он тоже, по местным понятиям, полубог, ведет свой род от Венеры, так что, быть может, приходится вам, уважаемый Вотан Борович, каким-нибудь правнучатым четвертьплемянником.

К удивлению Галлены, реплика нахального инфернала осталась без ответа. Беда пришла, откуда ее не ждали. Заговорил единственный представитель человеческого рода в экспедиции.

— Значит, все умные, один я сержант, — с ожесточением заявил Вася Васягин. Наверное, он обиделся на комментарии к потенциальной смерти Цезаря, из которых он понял хорошо если половину. Его белесые брови сдвинулись, образовав на переносице кожный бугор. Обычно даже при жалком подобии таких метаморфоз вставали на дыбы все алкоголики поднадзорного Васягину района. Но сейчас на это никто не обратил внимания.

Как показало ближайшее будущее — если уместно говорить о ближайшем будущем, находясь в сорок четвертом году до нашей эры, — зря.

2

Несколько часов «туристы» провели, бродя по Риму. Наверное, в иной ситуации и у других людей это не вызвало бы ничего, помимо телячьего восторга перед красотами Вечного города. Однако у Вотана и Галлены способность восхищаться была притуплена от рождения, к тому же они еще не вполне отошли от Перемещения. Ехидный Добродеев не видел ничего хорошего в том что понастроили в Риме за семь веков, истекших с момента его основания. Единственное, что вызвало у него интерес, так это главный римский Форум — центральная площадь. С Форума открывался прекрасный вид на Капитолий. Портики курий Гостилия, Помпея, базилики Эмилия, Юлия, знаменитый круглый храм Весты — все то, что украшает собой знаменитую древнюю площадь Рима, — тоже не привлекли внимания Добродеева. Храм Сатурна и даже знаменитая Мамертинская тюрьма оставили его равнодушным. Из всех строений, что располагались на Форуме, практичный инфернал заинтересовался только дощатыми будками, в которых восседали жуликоватого вида типы. У них были бегающие глазки и длинные носы с дергающимися ноздрями. Как зверьки, эти типы внимательно обнюхивали всех, кто совался к ним в будку.

— Вот они-то мне и нужны, — провозгласил Добродеев, презрительно повернувшись спиной к базилике Эмилия, чей портик и колоннады считались в то время прекраснейшими в Риме, — это аргентарии.

— Они это… из Аргентины, что ли? — поинтересовался Вася Васягин. — А че они во Франции… то есть Испании… ага, Италии, это самое… че делают?

Инфернал развернул свою спину от портика Лепида к физиономии Васягина. Астарот Вельзевулович счел излишним пояснять невежественному сержанту, что аргентарии — это не жители Аргентины, к слову основанной в начале девятнадцатого века. Аргентарии были менялами, занимавшимися денежными операциями. Астарот Вельзевулович вынул из кармана увесистый слиток серебра. Кстати, из кармана своего. Как он туда попал, этот слиток, непонятно, но на то Добродеев и был инферналом. Слиток обменяли на десять золотых денариев и пригоршню мелочи, что-то около пятидесяти сестерциев.

— Это такие римские денежки, — пояснил Добродеев, бережно пряча наличность в карман. — Пригодится.

Пока Добродеев совершал обмен валюты, Васягин поймал на себе несколько недоуменных взглядов. Наверное, римлянам казалось странным, что делает в их городе существо в штанах с лампасами и чудной тунике с длинными рукавами. Васягин ловил себя на мысли, что если бы в его городе появился человек в тоге, то он был бы немедленно принят за беглеца из психиатрической клиники и препровожден куда следует. Оставалось только радоваться лояльности римских властей. После того как было выяснено примерное местонахождение сената, домов Цезаря, Брута, Лепида и иных строений, фигурирующих в некрасивой истории со смертоубийством Цезаря, решили перекусить. Добродеев, занеся всю информацию в записную книжку, заявил:

— В такой одежде, как у вас, пустят только в какую-нибудь ужасную таверну на Эсквилине или в Субуре. Эсквилин — это самый криминогенный район города, там один сброд ошивается и любители острых ощущений. Иногда даже знатные матроны и сенаторы забредают. Инкогнито и переодевшись, конечно. В Субуре живут лица нетяжелого поведения обоих полов. Что-то вроде квартала Красных фонарей в Амстердаме, только не такой дизайн, конечно.

— Ты-то откуда знаешь? — подозрительно спросил Вася Васягин.

— Да уж знаю. Наводил справки. Там мне кое-кого порекомендовали. Предлагаю не идти пешком, а воспользоваться повозкой. Тут сдают внаем повозки. А то улочки там такие кривые, что и твой «газик» ППС не проедет, сержант.

— Куда мы едем? — властно спросила Галлена.

— В Субуру. Сказал же. Есть у меня кое-какие наметки. Правда, может понадобиться все ваше, господ дионов, умение. Впрочем, — понизив голос, проговорил Добродеев, оглянувшись на Вотана Боровича, дремавшего привалившись к беломраморной колонне, — как я погляжу, от одного из бывших богов толку будет, кажется, мало. Но у него есть оправдание. Все-таки герой пенсионного возраста. И анализы, наверно, не самые здоровые. Опять-таки Асгард, где он обитал пять тыщ лет назад, — не курорт.

— Ты, черт, придержи-ка язык, — высокомерно приказала дионка. — Над кем насмехаешься? Он же тебя в порошок может стереть одним мизинцем!

— Порошок — это тоже вещь полезная, — пробормотал Добродеев, и в его глазах сверкнули злые огоньки, — молчу, молчу. Вот и батюшка ваш, бывало, великий Люцифер, как притопнет, как прихлопнет!.. Аж жуть берет. Молчу, молчу.

Васягин не отрывал от жуликоватого инфернала своего подозрительного патрульно-постового взгляда…

Наняли повозку. Погонщик, которого неуемный Добродеев титуловал игривым словечком «возница» (vectu-rarius), был криминального вида лохматый галл в потертых штанах из бычьей кожи. Таких диких персонажей было полно в Риме после того, как Цезарь с победой вернулся из Галлии. Отношение к «лицам галльской национальности» было, мягко говоря, негативное, так как львиная доля всех беспорядков, затеваемых в городе, проходила с участием этого необузданного люда.

«Убьет за два сестерция», — подумал о вознице Добродеев. «Обезьянник по нему плачет», — подумал о вознице сержант Васягин.

— Куда? — буркнул галл и, вынув откуда-то кожаную бутыль, отвратительно булькающую и еще более отвратительно пахнущую, приложился к ней.

«За один сестерций», — уточнил Добродеев. «КПЗ», — уточнил Васягин. Инфернал кивнул:

— Знаешь в Субуре таверну «Сисястая волчица»? Так нам туда.

Галл недобро ощерился, показывая зубы, от которых убежал бы самый непритязательный дантист.

— Денарий бы. И добавить.

— Вези! — прикрикнул Добродеев.

Галл, проявив полное неумение держать себя в приличном обществе, хотел было похлопать Галлену пониже спины, но сержант Васягин, четко отследив этот маневр, отбил его лохматую лапищу. Хорошо еще, что не видела дочка Люцифера… Кто знает, как отреагировала бы. Добродеев их всех побери, этих кандидатов в боги!