Самый бешеный роман - Анна Богданова

Снова перечитала первый абзац – в голове ни одной, пусть даже захудалой мыслишки, зацепки, каким образом можно переделать хотя бы вот этот самый кусочек текста. Действительно, я – бестолочь!

Может, так: «Я сидела за столиком открытого летнего кафе на Арбате в строгом синем костюме и шляпе с огромными полями. В одной руке я держала чашечку кофе, пикантно отведя мизинец, в другой тлела длинная дамская сигарета. И вдруг я увидела оч-чень подозрительного юношу».

А что, совсем неплохо! Но все-таки что-то не так. Даже если и так, то переработка текста займет уйму времени. И потом, что делать с финальной, кульминационной сценой убийства на рассвете? Если он ее убивает, а рассказ ведется от лица героини (т.е. жертвы), что ж это получится? Невообразимо: «Он вонзил мне нож в самое сердце, я истекаю кровью и, преодолевая огромные усилия воли, пишу эти строки, в то время как он оплакивает меня, сидя на окровавленной постели. Что было потом? А потом я умерла». Прямо как эпилог эпопеи Мисс Бесконечности.

Никуда не годится! Нужно придумать какой-то ход, какую-то хитрость, чтобы переделка заняла немного времени и текст был гладким, без подобных вышеприведенных недоразумений.

Я ломала голову до позднего вечера, изобретая хитрый прием, как вдруг раздался звонок домофона. «Наверное, телефонный мастер», – решила я и схватила трубку.

– Кто?

– «Кукурузница моя», монашенка, «Уходящая осень», – пьяным, умоляющим голосом шептал Кронский снизу.

– Твоя «Уходящая осень» покинула тебя навсегда. И больше не приходи сюда! – решительно воскликнула я и повесила трубку.

Снова звонок. И зачем я опять снимаю трубку? Я ведь все сказала!

– Марусь…

– Что тебе еще? – с замирающим сердцем спросила я.

– Давай поговорим. Тут холодно – мороз, и снег идет. Это негуманно.

– Нам не о чем говорить, – упрямо сказала я и снова повесила трубку. Я прижалась к двери – мне так хотелось пустить его!

«Лучший человек нашего времени» упрямо позвонил еще раз. Ну почему я все-таки снимаю эту проклятую трубку? Ну что у меня за характер такой?!

– Послушай, Марусь, ты ведь знаешь, я тебя полюбил, – начал Кронский, чувствуя, что в дом я его не пущу. – Это был минутный порыв! Это так несерьезно! Это не повод для того, чтобы прерывать наши отношения! Все было так замечательно. Ну хочешь, я всю оставшуюся жизнь буду есть твой осенний салат?

– Не хочу! Поищи новую дурочку для своих извращенных утех, а с меня хватит! – отрезала я и повесила трубку.

Он звонил еще долго, а я стояла у двери и ревела: в душе я проклинала себя, что не открыла ему дверь, но разумом сознавала, что это было единственно верное решение. Я ринулась на балкон и минут через пять увидела его темную фигуру при свете фонаря – он шел между деревьями нетвердой походкой, держа в руках шапку. Сердце мое сжалось, и я поняла, что все еще люблю его и способна простить сейчас все что угодно и снова пуститься во все тяжкие – поехать с ним, куда бы он меня ни позвал. Это было самым ужасным.

На следующий день пришел телефонный мастер.

– У вас тут возле двери что-то лежит. Уж не бомба ли? – пошутил он.

На пороге действительно лежал небольшой сверток. Я развернула его – там оказался вишневого цвета бархатный футляр с ручкой с открытым золотым пером. Кронский сделал мне аналогичный подарок и оставил его вчера на пороге. Значит, он стоял возле моей двери и не позвонил, поняв, что между нами все кончено.

И несмотря на то что телефон работал и теперь я больше не отрезана от мира, настроение испортилось окончательно.

Остаток дня я звонила то Икки, то Женьке, то Пульке и рассказывала в слезах о проведенном на улице Новом годе и о своем разбитом сердце. Анжеле я ничего рассказывать не стала, а просто поздравила ее с Новым годом.

Потом позвонила мама и, сказав, что отправила Николая Ивановича в магазин, принялась причитать:

– Я не знаю, не знаю, что мне делать! Он тащит меня в деревню! Но я не хочу! Не могу просто! Я бы на развод подала, но как же коты? Коты связали меня с этим человеком цепями по рукам и ногам. Ты пойми, я не имею права голоса! Он сразу начинает шантажировать меня кошками.

– Ты что, все ему рассказала?

– Не-ет, – возразила мама, – я лишь намекнула, что предпочла бы остаться в Москве, а он мне – подавай на развод, что это за жена, которая не при муже. А я ему – и подам.

– А он тебе? – затаив дыхание, спросила я.

– А он – забирай всех кошек и убирайся в свою квартиру, к Мане. Нет, ты представляешь!? С двадцатью-то кошками! Сам понабрал, чтобы привязать меня к себе, старый хрыч!

Нет, присутствие двадцати кошек в небольшой однокомнатной квартире я представить себе не могла даже в кошмарном сне. Где я тогда буду творить? В туалете, сидя на унитазе с ноутбуком на коленках?

Нечего сказать, год начался отвратительно – встретила его я на улице, на моих глазах мне изменил любимый человек, мой роман отвергнут, денег на жизнь оставалось совсем мало.

– Я аргументировала свое нежелание покидать столицу тем, что у меня тут, в конце концов, остается совершенно неустроенная дочь! А он мне – бери, говорит, ее с собой. Мань, а что, может действительно поедешь со мной? И мне там не будет так муторно.

– Мне надо работать, – отрезала я.

– Там будешь работать на втором этаже. Никто тебе не помешает. Хоть воздухом чистым подышишь, в баньке попаришься, побродим с тобой по лесу – снег настоящий увидишь. Ты не представляешь, какая там красота зимой! Это тебе не Москва: голубоватый снег, чистый – никто по нему не ступал – если только заяц пробежит, искрится на солнце, сизые ели вдалеке. А если пасмурно и идет снег, в непогоду укутаешься в теплый плед, сядешь у печки – и смотри себе, как потрескивают дрова… Сказка, а не жизнь. И отдохнешь. Чего бы тебе не поехать? Поехали, – мягко, нежным голосом уговаривала меня мама. А я-то думала-гадала, от кого у меня писательский дар! Оказывается, от нее. Ей бы книжки писать!

– Ничего сейчас не могу сказать, – заколебалась я.

– Ты подумай-подумай. Мы уезжаем в конце января.

Мама могла уговорить кого угодно, кроме, пожалуй, собственного мужа.

За ней следом позвонила Мисс Двойная Бесконечность и радостно крикнула мне в самое ухо:

– Куккаррекку! Куккаррекку! Куккаррекку! С Новым годом, деточка! Я тебя еще не поздравляла с Новым годом?

– Нет, еще не успела.

– Поздравляю. Включай телевизор, там сейчас такой чудесный концерт идет! Посмотри! – прокричала она.

Нет, наше содружество не развалилось, и то самое отчуждение, которое, как мне показалось, пролегло между нами в последнее время, – мнимое. Это я так увлеклась своими чувствами к Кронскому, что сама отстранилась от друзей. Они же, узнав о моей трагедии, приехали ко мне все на следующий же день – даже Анжела, которая узнала о моем разбитом сердце от Пульки (ну, естественно, без подробностей). Подходящий случай, чтобы вручить подарки. Вот как только быть с шарфом, муфточкой и варежками? Не дарить же их Женьке!