Торговец забвением - Дик Фрэнсис

— Не спешите, не спешите, даже жокеи еще не вышли.

— О, хорошо… — Она глядела виновато и одновременно растерянно и мелкими шажками семенила между мной и длинноногой Изабеллой. И вскоре мы присоединились к Окни на парадном ринге, куда уже начали подходить и другие владельцы и тренеры.

Окни все еще пребывал в самом взвинченном и скверном расположении духа; надо сказать, что настроение его не улучшилось, когда наконец в круге появился Бризи Палм, весь лоснящийся и отполированный. Жокею, видимо, уже знавшему по прошлому опыту, что с Окни в такие моменты не шутят, было со злобной иронией заявлено, что решающий рывок не следует откладывать до последней секунды и что в седле, если он принципиально не против, тоже лучше не дремать.

Жокей в весе пера слушал все эти высказывания с самым невозмутимым видом, расслабившись всем телом и вперив взор в землю. Все это, как я понимал, он слышал и раньше и не принимал близко к сердцу. Интересно, будь я жокеем, неужто вот так же, скрепя сердце, выслушивал бы все эти дурацкие придирки и грубости?.. Нет, в конце концов решил я, вряд ли. Неясные перспективы Бризи Палм наводили на неприятные размышления: каков же будет Окни в гневе, в случае проигрыша, если он столь несносен теперь, в ожидании?..

Звякнул колокол — сигнал для жокеев садиться в седло. Жокей Бризи Палма кивнул Окни и отошел. Окни кричал ему вслед, что, если тот будет злоупотреблять хлыстом, он сам лично взгреет его перед распорядителем скачек.

Флора испуганно приникла ко мне. А когда Окни развернулся и пошел прочь, не дожидаясь даже Изабеллы, не взглянув вслед своей лошади, дрожащим голоском заметила:

— Джек умеет с ним обращаться, а я — нет. Джек не позволяет ему грубить жокеям. Как-то один из них наотрез отказался работать на его лошадях, представляете?..

— Гм… — буркнул я. — Так что, нам обязательно идти теперь в ложу и наблюдать за скачками оттуда?

— О Господи, да, конечно! — воскликнула она. — Ну вообще-то… то есть я хотела сказать… вы вовсе не обязаны, я могу и одна…

— Не глупите.

Я оглянулся в поисках прекрасной Изабеллы, но и она куда-то исчезла.

— Помчались делать ставки, — вздохнув, сказала Флора. — Джек говорил, что соперники у нас сегодня серьезные… Боюсь, что Бризи Палм проиграет.

Мы поднялись на лифте и вошли в пустую ложу. Бутерброды и тарталетки все еще хранились запечатанными в пластик. Но уровень джина в бутылке заметно понизился с момента нашего появления.

Этот джин, подумал я, оказывает на некоторых самое отрицательное воздействие, делает раздражительными и грубыми.

Мы с Флорой вышли на балкон — посмотреть, как лошади собираются у стартовой линии. Тут явился запыхавшийся Окни, растолкал нас, даже не извинившись, и, заняв позицию у перил и поднеся бинокль к глазам, приготовился наблюдать, какие ещё промахи допустит его жокей. Подошла и Изабелла, собранная и строгая, с толстенной пачкой билетов, и я поднял глаза на световое табло тотализатора — посмотреть, какие у Бризи Палма шансы. Семь к одному. Фаворитом не назовешь, но рейтинг вполне приличный.

В забеге участвовали восемнадцать лошадей, несколько из них были победителями в прошлых скачках. Бризи Палм, сдерживаемый поводьями, спокойно вышел на старт, не выказывая ни малейшего намерения напасть на помощника стартера. Внезапно Окни перестал дергаться и весь точно окаменел — в полутора милях от нас распахнулись зеленые ворота, и оттуда выплеснулась сверкающая всеми цветами радуги и набирающая скорость кавалькада.

Флора поднесла к глазам маленький перламутровый бинокль, хотя сомневаюсь, чтоб она что-нибудь видела — слишком уж дрожала у нее рука. Да и, потом, в скачках на три четверти мили по прямой очень трудно предсказать что-либо на ранней стадии — слишком уж далеко находятся скакуны, слишком плотно идут вначале. Даже мне понадобилось довольно много времени, чтоб распознать жокея Окни по цветам — красный и серый. Комментатор, скороговоркой выпаливающий клички, не упомянул Бризи Палма даже тогда, когда была пройдена половина дистанции, но я видел его там, в плотной толпе скакунов. Шел он ровно, не вырываясь вперёд, но и не отставая, видимо, вознамерившись доказать на данном этапе, что он ничуть не лучше, но и не хуже других.

Флора, отчаявшись различить что-либо, опустила бинокль и с волнением уже без него следила за преодолением последних четырехсот метров. Скакуны, которые до этого, казалось, шли медленно, теперь летели, дистанция между первыми и последними растягивалась прямо на глазах, определяя вероятных и несомненных проигравших. Молодые жеребцы тянули шеи и рвались вперед, как делали бы где-нибудь в диком табуне, на открытых просторах прерий. Все их инстинкты словно проснулись и полностью овладели ими здесь, на беговой дорожке, являвшейся плодом цивилизации.

Вот она, сама суть скачек, подумал я. Неукротимая сила, которая движет всем этим. Как это трогательно, волнующе, прекрасно…

Бризи Палм был наделен первобытным инстинктом в полной мере. Понукать его жокею не было нужды. Он со всей страстью устремился вперед, угловатые ноги так и мелькали под еще не достигшим зрелости корпусом. Бег быстрый, размашистый, стремление быть первым — все на месте, вот только техники недостает.

Весь фокус с подобными скачками, как-то объяснил мне отец, заключается в том, что в лошади надо пробудить естественный страх, а затем взять его под контроль. И, разумеется, говоря это, отец ничуть не сомневался, что способен выполнить и то и другое. Это я, его сын, не мог ни того, ни другого. Обидно…

Естественный страх, несомненно, владел Бризи Палмом, жокей контролировал его ровно настолько, чтоб он не пропадал и продолжал лететь вперед, но поставленная задача была явно лошади не под силу. Окни молчал и не сводил глаз с беговой дорожки. Изабелла за моей спиной еле слышно шептала: «Вперед, придурок, давай же, давай!» Флора затаила дыхание. Бризи Палм, не ведая обо всем этом, смотрел в спину трем лошадям, по-прежнему скакавшим впереди, и на последней сотне ярдов помчался так, словно за ним гнался сам великий бог Пан <Дневнегреческой мифологии — бог, лесной демон, мог выть ужас (отсюда панический ужас), особенно в тиши полуденного зноя.>0.

Что может лошадь? Только выложиться полностью. Бризи Палм в этот день выложился полностью, но не смог обойти победителя, опередившего его на корпус, на секунду. Разрыв между ним и остальными скакунами отчетливо просматривался. Зато он сумел так близко подойти к третьему из лидеров, что, глядя из ложи Окни, было невозможно сказать, кто же пришел вторым, третьим и четвертым. Судья, как объявили по радио, назначил определение результатов по фотофинишу.

Окни, по-прежнему молча, опустил бинокль и двинулся вниз, туда, где его зарвавшегося мустанга вновь возвращали в двадцатый век. Затем, все так же молча, развернулся и вновь умчался неведомо куда, предоставив своих гостей самим себе.

— Идемте, дорогой, — сказала Флора, трогая меня за рукав. — Мы тоже должны спуститься. Джек просил убедиться, что… О Господи!