Каратист: путь воина. Том 3 - Алим Тыналин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут все проходит быстро. Гораздо быстрее, чем у нас.
Противник поднял руки в традиционной стойке тайских кикбоксеров. Ладони замотаны в бинты. Никаких перчаток. Глаза внимательно следили за мной.
Мы сразу начали рубить друг друга. Боковыми. Удары принимали на предплечья.
Я ударил один раз. Два, три. А потом пробил мае гери. Прямой удар вперед. И попал сопернику в живот.
Не знаю почему, но он пропустил его. Видимо, думал, что я не ударю сильно. Но я ударил в полную силу. Не собирался играть тут в поддавки.
Противник отлетел назад. Упал лицом вниз. Полежал чуток. И встал.
Снова поднял руки. Опять пошел на меня. Посмотрим, усвоил ли он урок.
Мы опять начали бить друг друга ногами. После третьего удара я сделал финт. Как будто опять атакую ногой. Соперник отреагировал.
Но я ударил рукой. Кулаком в лицо. Сэйкен цуки. От всей силы. Попал.
Противник откинулся назад. Но не отступил. Тут же пошел вперед. На ближний бой.
Выкинул в меня ногу. Тоже прямой удар. Попал в живот. И тут же продолжил атаку. Боковые удары руками. И под конец — локтем правой руки.
Последний удар оказался жестким. Я успел его отбить. Но локоть достал меня в скулу. Перед глазами потемнело.
Чисто интуитивно я рванул в сторону. Мимо головы мелькнул кулак противника. Я ударил в его корпус. И тоже добавил локтем.
Все вокруг мелькало, как в тумане. Мы осыпали друг друга ударами. Уже только руками.
Зрители орали, как сумасшедшие. Татами кружилось вокруг меня. Я и не считал, сколько ударов прилетело в меня. И сам не понял, сколько раз попал по противнику.
А потом развернулся. И ударил на излете. Попал тыльной частью кулака. Прямо в подбородок противника.
Удар неожиданный. Таец отлетел назад. Я успел заметить, что он отрубился. Еще в падении. Так и остался лежать.
Зрители захлопали. Рефери поднял мою руку. Я поклонился.
Сошел с татами. Опустился в свое кресло. Зрители поздравляли меня. Старались коснуться плеча, пожать руку. Я улыбался. Лицо горело после отчаянной рубки. Завтра все опухнет.
— Ты не хочешь переодеться? — спросил Смелов.
— Поздравляю! — Такахаси тоже пожал мне руку. — Последний удар отличный. Я просто в восхищении.
Сирата смотрела прямо. Ояма тоже вышел на татами. Чтобы поздравить чемпиона турнира. И как раз заключительную речь.
— Я хочу выйти с тобой, — сказала девушка. Все также смотрела вперед. Не глядя на меня. — Прямо сейчас. Давай прогуляемся. Я покажу тебе Токио.
В ее голосе я услышал обещание. Поглядел на бунтарку. Кивнул.
— Я только переоденусь.
Встал, похлопал Смелова по плечу.
— Я скоро вернусь.
Такахаси тоже вскочил. Отправился вместе со мной в раздевалку.
— Ермолов-сан, не вздумайте идти с цукибан на прогулку. Она заманит в ловушку. Вы пропадете. А отвечать мне! Это такой позор. Такой позор! Если с вами что-то случится.
Я с интересом поглядел на парнишку.
— В таком случае ты сделаешь сэппуку?
Такахаси растерялся. Захлопал глазами.
— Сейчас редко делают сэппуку. Но мне придется уволиться.
Я вошел в раздевалку.
— Тогда молись, чтобы я вернулся целым и невредимым.
Быстро переоделся. Вышел. Сирата уже ждала меня возле входа в зал. Такахаси беспомощно наблюдал у раздевалки. А еще подошел Смелов.
— Что значит, «скоро вернусь»? Ты с ума сошел? Гулять по незнакомому городу?А что наши кураторы скажут?
Я покачал головой.
— Я недолго. Я не просто иду гулять. Не просто с бабой. Так что, спокойно.
Леня постарался отдышаться. Снова посмотрел на Сирату. Девушка стояла с каменным лицом. Жевала резинку.
— Давай, только осторожно.
Я отвернулся. Подошел к Сирате. Она взяла меня под руку.
Мы прошли по коридору. Каблучки девушки громко стучали по деревянному полу.
Как только вышли на улицу, нас окатил порыв ледяного ветра. Площадка перед гимназией заполнена людьми. Они стояли и обсуждали турнир.
Сирата указала на стоянку.
— Пошли. Там моя машина.
Мы сели в машинку, небольшую серенькую «Хонду». Отьехали пару кварталов. Сирата сидела за рулем.
Через пару поворотов перед нами показалась набережная реки Сумида. Вокруг росли деревья. Глухой пятачок.
Сирата остановила машину. Повернулась ко мне. Наклонилась, поцеловала в губы.
Глава 25
Вроде бы один
Через два часа Сирата привезла меня к гимназии. Я потянулся к ней, чтобы поцеловать на прощание. Но девушка отстранилась.
— Не люблю долгие прощания, — сказала она. — Иди уже.
Хм, ладно. Все-таки, она странная. Я открыл дверцу машины.
— А где ты живешь? — спросил я. — Ну-ка, напомни.
Она говорила, что из какого-то района Токио. Но сейчас я уже забыл, хоть убей. Что-то вроде женской груди, что ли.
Сирата упрямо покачала головой.
— Не буду. Если захочешь, вспомнишь. Если нет, значит больше не встретимся.
И замолчала. Уставилась вперед. Лицо невозмутимое. Только на длинной сахарной шее бьется малюсенький пульсик. Как будто каких-то десять минут назад не стонала от страсти во весь голос, часто дыша и изгибаясь всем телом.
— Ладно, — сказал я. — Тогда прощай.
И закрыл дверцу. Машинка тут же завизжала шинами. Сорвалась с места. Быстро унеслась вперед.
При этом чуть не столкнулась с другой машиной. Та мирно ехала по дороге. Бедолага водитель отчаянно засигналил. Бесполезно. Сирата ездила очень опасно.
Я проводил машинку взглядом. Потом развернулся и отправился в гимназию. Сразу заметил, что людей на площадке гораздо меньше. Около десятка.
Это остатки зрителей. Заметили меня. Узнали. Тут же заулыбались, поклонились, потом захлопали. Какое, однако, внимание. Я поклонился в ответ.
Прошел в гимназию. Турнир уже закончился. Вот паскудство, мои ребята могли уже уехать. Придется своим ходом добираться до гостиницы.
Зря тревожился. Мои парни все еще здесь. Вместе с Такахаси.
Сидели на том же месте. На скамейках в первом ряду. Причем, Смелов непринужденно болтал с подругами Сираты. Такахаси переводил.
Зрителей в зале почти не осталось. Скамейки и кресла опустели. А судьи во главе с Оямой о чем-то ожесточенно спорили.
Я подошел к парням.
— О, вот и он, — улыбнулся Смелов. — А где подруга? Почему оставил? Мы тут с девушками вас ждем. Пошли гулять? Тут, говорят пельмени геза очень вкусные. За ними очереди стоят. Давай попробуем.
Я кивнул.
— Сирата поехала по делам. Подвезла меня сюда. Можно и перекусить. Только я сначала с Оямой попрощаюсь.
Вместе с Такахаси мы подошли к столикам судей. При виде нас они замолчали. Прервали спор. Такахаси объяснил, что нам надо уходить.
Ояма благожелательно улыбнулся. Поднялся, пожал руку. Я поклонился.
— Спасибо за встречу. И за участие в турнире. Сейчас нам надо идти. Надеюсь, еще увидимся.
Мастер громко заговорил. Такахаси перевел его слова.
— Рад познакомиться. Сейчас, к сожалению, мы заняты подведением итогов турнира. Приходите завтра еще. В любое время. Хотя, лучше после пресс-конференции. Я буду рад поговорить отдельно. Про карате в Советском Союзе. У вас было отличное выступление. Сразу скажу, что я не сомневался в вашей победе!
Я поклонился судьям. Когда вернулся к ученикам, оказалось, что девушки испарились. Пока я болтал с Оямой. Смелов сидел с кислой рожей.
— Оказывается, они ждали твою подругу. Такие милые девочки. Сразу убежали. Эх, где там пельмени? Пойдем заедать грусть.
Мы вышли из опустевшего зала. Я оглянулся назад. Ояма громогласно кричал на другого судью. Тыкал пальцем в бумагу перед собой.
Парни начали таскать и складывать в кучу скамейки в дальнем темном углу. Окончен бал, погасли свечи.
Мы поехали в свой район. Пообедали в ресторанчике рядом с гостиницей. Пельмени геза и лапша с соевым соусом.
Распрощались с Такахаси. Парень предупредил нас, что завтра будет торжественная встреча в «Обществе советско-японского сотрудничества». И ушел.
Мы вернулись в гостиницу. На пороге нас встретил Свечников. Он сидел в вестибюле. Ждал нас, получается. Лицо побагровело от ярости.
— Что это такое, Ермолов? Я тебе что сказал? Оставаться здесь. Ни шагу без моего согласия. Ты с дуба рухнул, что ли? Что за своеволие? Я вас первым же рейсом обратно отправлю. Сегодня же.
Я отправил Смелова и Бурного а номер. Сам остался с крикуном. Портье, молодой японец, на стойке регистрации невозмутимо заполнял журнал. Только иногда мельком поглядывал на нас.
— Мигунов появился? — спросил я. — Ага, можете не отвечать. Так и нет. Что, вообще пропал бесследно?
Свечников угрюмо молчал.