Wunderland обетованная - Петр Заспа

— Да? — Максим отставил в сторону котелок. — И что?

— Ничего хорошего. И когда они тобой займутся, я не знаю. Может, завтра. Сегодня у них на очереди старпом. Шеффер хочет накачать его своим дерьмом. Слушай! — Артём схватил котелок и вытянул его на руке. — За ним ведь должен кто-нибудь прийти? Ну забрать или поменять? Неужели вдвоём не завалим?

Максим испуганно посмотрел на друга. В отличие от Артёма, его жизнь протекала в тихой и мирной обстановке. Опытом в драках он похвастаться не мог. Если такое и было, то ещё в школьные годы. Потому Максим неуверенно ответил:

— Ты же сам видел, что они из себя представляют.

— Да плевать! Их здесь немного. Я на причале тогда пересчитал — было двенадцать. Шеффер тринадцатый. А здесь нор нарыто, как в крысятнике. За всеми не уследить. Если из камеры вырваться, то и на поверхность можно незамеченным выскочить! Где-то севернее есть советская полярная станция. Нам бы только до неё добраться. А если не получится, то уж лучше пусть пристрелят, чем к ним на опыты! Я их слабое место знаю. Макс, надо дотянуться и выкрутить лампы!

— Высоко, — с сомнением покачал головой Максим.

— Давай, лезь мне на плечи!

Артём упёрся в стену, широко расставив руки.

— Ничего, не из такого выкарабкивались! Им даже сумерки — как тёмная ночь, — он покряхтел под топтавшимся на плечах Максимом. — У них зрачки не расширяются в темноте. Ну, что там у тебя?

— Чуть-чуть не хватает! Ещё бы сантиметров десять.

— Слазь. Сейчас добавим.

Артём бросился в дальний угол за ведром. Согнувшись под его тяжестью, он, ворча, подтащил его под лампу.

— Почему оно такое тяжёлое? Его будто из чугуна отлили! Боятся, чтоб не украли? Хорошо, хоть пустое, — присмотревшись, он понял и прокомментировал: — Из гильзы орудийного снаряда сделано. Обрезали на две трети.

Он перевернул гильзу-ведро и, встав на дно ногами, скомандовал:

— Давай опять лезь. Только аккуратно, я еле держусь.

Максим взялся за его плечи, но тут они услышали приближающиеся шаги.

* * *

Они по очереди нырнули в люк, и штурман провёл Отто через пост управления энергетикой в реакторный отсек. Через смотровое окно сверкали никелем кругляшки приборов. Постучав пальцем по стеклу, он поманил немца, предлагая заглянуть внутрь.

— В принципе, атомный реактор — это котёл, через который пропускают воду. Она кипит, и пар под давлением крутит турбины. А те, в свою очередь, вырабатывают электроэнергию. Вот это — редуктор. Устройство, понижающее давление, — штурман засмеялся и похлопал Отто по плечу. — Хоть что-нибудь понял? Это тебе не дизеля. Ладно, пошли в восьмой, химика проведаем. Чувствую, врёт его газоанализатор. Я недостаток кислорода лёгкими сразу определяю. Сейчас в четвёртом не двадцать процентов, а девятнадцать. Вот запомни, а с химиком проверим. Сам убедишься.

Штурман Егор Сорокин считал, что в этой жизни он уже добился всего. Он капитан третьего ранга и целый командир штурманской боевой части грозного атомохода. Не бог весть какой рост, но это предел. Ему уже далеко за тридцать. За плечами — счёт автономкам за два десятка. Недавно подсчитал и сам был поражен: под водой он прожил шесть лет своей жизни! Ни жены, ни детей, ни близких друзей. Даже в отпуск он не знал куда поехать. Служба на берегу, служба в море, потом наоборот. И так изо дня в день. Теперь дождаться пенсии, а дальше прямая дорога в народное хозяйство.

«У меня всё есть! — успокаивал он себя ещё в той, прошлой жизни, после того, как бывало, засиживался в каюте старпома за стаканом «шила». — Отдельная каюта, штурманская рубка и желание в сорок пять уйти на пенсию. Чего ещё мне хотеть? Цикл замкнулся: проклюнулся ростком, зацвёл, повонял немного ароматом цветения, теперь пора и осыпаться, а потом и землю удобрить». Он тяжело вздыхал, а в груди будто ворочалась здоровенная жаба.

Когда они подобрали в Атлантике немца с утопленной подводной лодки, штурман неожиданно ощутил в себе угасшие зачатки учителя и наставника. Он отчётливо почувствовал, что творится в душе Отто, этого счастливчика, единственного оставшегося в живых из всего экипажа и попавшего невесть куда, в чужой мир будущего, со своими правилами и порядками. Растерянного и подавленного. И тогда он взял над немцем шефство. Сначала учил русскому языку, а потом, когда подружились, любил устраивать Отто экскурсии по лодке и радовался, когда у того округлялись от изумления глаза и отвисала челюсть. Егор деликатно приподнимал ему подбородок двумя пальцами и важно говорил:

— Ну, этого ты не поймёшь, тёмный ты ещё, хотя послушай!

И Отто слушал, на радость штурману, ещё сильнее тараща глаза.

— Ты у себя был лейтенант, а я капитан третьего ранга! Кто у вас с таким званием мог быть?

— Командир эсминца или даже командующий базой.

— Да-а? — штурман удивлённо покачал головой. — Званиями у вас не швыряются. У нас командир эсминца — это капраз. Хотя и эсминцы нельзя сравнивать. Я тебя ещё штурманскому делу научу. Я в этом спец! Неувязка, ошибка на карте — ноль, это моё правило. Ты меня слушай. Я, сколько себя помню, на железе служу. Ничем меня не взять! Я, как медуза — щупальце отдавят, а у меня два новых растут. Эх, немчура, видел бы ты то, что я повидал! Ну, чего отстал? Шевелись, а то мне ещё за старпома суточный план на завтра писать.

Вспомнив о Долгове, штурман помрачнел. Ведь они уже трое суток безрезультатно ждут их у реки Поной. Ни весточки в эфире, ни засветки от прилетевшего гидросамолёта на экране. Забрезжившая поначалу надежда неумолимо гаснет. Егор тяжело вздохнул, и вдруг на него нахлынула неконтролируемая злость. Он вспомнил, как однажды в Питере, на день ВМФ, пытался рассказать, что такое автономный поход, какому-то прыщавому тинэйджеру, возомнившему себя бывалым матросом, потому что он переплыл на яхте Неву и на этом основании нахлобучил на голову морскую офицерскую фуражку.

Тинэйджер выслушал, затем пожав плечами, изрёк:

— Ну и что? Вы же не люди, вы военные.

— Идём, Отто, — проворчал Егор. — Мы не люди. Это у вас в Германии подводники — герои, а у нас — так, мелочь разменная.

Егор перевёл дух и, откинув запорную рукоять люка, подтолкнул Отто.

— Старпом — какой мужик! Кремень, кулак, лом в руках штангиста! Где он сейчас?

Штурман закрыл за собой люк и повел вокруг рукой.

— То, что это пятый отсек, ты уже знаешь. Вот это — опреснительная установка, а это — пост энергоустановки. О нём я тебе позже расскажу.

Вдруг ожил динамик внутрикорабельной связи, и в отсеке загремел голос командира:

— Штурману прибыть в центральный пост.

— Ну вот, — вздохнул Егор. — До химика мы так и не дошли.

Он с завистью посмотрел на вахту, занятую поеданием компота. Матросы запускали ложки в стеклянную литровую банку и вылавливали вишни. Консервированные фрукты от Ейского плодоконсервного комбината превратились в немыслимый деликатес. Это осталось то последнее, что напоминало о прошлой жизни. Банку выдавали на четверых человек, и прежде чем вскрыть, её трепетно гладили, читали состав, а главное — дату изготовления. Как магическая нить, цифры на этикетке связывали экипаж со «своим» временем. «Смотри, — подчёркивал ногтем дату один из матросов. — Десятое сентября! Это я как раз из учебки прибыл». — «А я в это время в отпуске был». — «А я в лазарете!»