Улица Полумесяца - Энн Перри

Миссис Филдинг вновь взялась за газету и увидела статью, посвященную Сесиль Антрим. Текст предварял портрет с ее театральной афиши, где она выглядела впечатляюще красивой. Именно он сначала привлек внимание Кэролайн. Статья же гласила следующее:

«Вчера мисс Сесиль Антрим высказала решительный протест против запрета лордом-камергером новой пьесы “Светская любовь”, которая отныне не будет показываться на сцене в связи с тем, что ее содержание непристойно и может способствовать упадку общественной нравственности, порождая страдания и возмущение публики.

Мисс Антрим разгуливала по Стрэнду с плакатом, нарушая покой граждан, и полиции пришлось в итоге призвать ее к порядку. Впоследствии она заявила, что считает запрещенную пьесу настоящим произведением искусства, способным поставить под сомнение ложные представления о чувствах и убеждениях женщин. Она также сказала, что запрещение представлять эту пьесу равносильно отрицанию для женщин той свободы, что доступна мужчинам, в установлении гораздо лучшего понимания весьма существенных сторон их натуры, которые зачастую и являются источником спорных действий.

Мистер Уоллес Олбрайт от имени лорда-камергера заявил, что данная пьеса, вероятно, могла бы расшатать устои, на которых зиждется наше общество, и ее запретили исключительно ради всеобщего блага.

Мисс Антрим не стали обвинять в нарушении общественного порядка и разрешили ей вернуться домой».

Кэролайн сидела неподвижно, взирая на газетную страницу. Ее переполнял безрассудный гнев, но в замешательстве она даже не могла толком понять, на кого он направлен. Почему кто-то может решать, что можно, а что нельзя смотреть людям? Кто такой этот Олбрайт? Достаточно ли он умен? Какие у него самого предубеждения и тайны, страхи или мечты? Неужели он видит угрозу там, где просто поставили разумный вопрос, бросив вызов слепой нетерпимости и господству одних людей над мыслями и представлениями других?

Или он тоже защищал молодые и уязвимые души от ударов непристойности и жестокости, от того порочного воздействия неприемлемого изображения оскорбительных сцен, от разрушения ценностей, высмеянных или представленных в насмешливо унизительном виде, пока они не укрепятся в своих убеждениях настолько, чтобы поддержать доброту и уважение, а не отрицать старые ценности?

Миссис Филдинг взглянула на раздраженное лицо сидящей напротив нее за столом бывшей свекрови, и на мгновение ей показалось, что под раздражением этой женщины скрывается какой-то страх. Он глубоко обеспокоил Кэролайн и, напомнив о ее собственных страхах, вызвал ощущение, очень похожее на сочувствие.

Констебль, едва ли не вытянувшись по стойке «смирно», маячил в кабинете перед Питтом.

– Точно так, сэр, он и сказал.

Стояло раннее утро, солнце золотилось в легкой дымке, пригревало мостовую и стены домов, лишь слегка посеревшие от дыма бесчисленных печных труб. Сухой и почти безветренный воздух пропитался резкими уличными запахами.

– Значит, он сказал, что видел, как именно Орландо Антрим и Делберт Кэткарт ссорились в тот день, когда убили Кэткарта, – повторил Томас. – Вы уверены?

– Да, сэр, уверен. Так точно он и сказал – и, похоже, не усмотрел в этом тогда ничего особенного.

– По-видимому, он был знаком с обоими мужчинами, этот… как, вы сказали, его имя?

– Хэтуэй, сэр. Питер Хэтуэй. Не знаю, сэр, но, выходит, может, и оба – знакомцы, иначе как бы он распознал, кто они такие? Ну, ссорятся каких-то два господина, и пусть себе ссорятся…

– Верно. Где мне найти этого мистера Хэтуэя?

– На Аркрайт-роуд, сэр, в районе Хэмпстеда. Дом под номером двадцать шесть.

– И он сообщил об этом в наш участок на Боу-стрит? – удивился Питт.

– Нет, сэр, в Хэмпстедский. А уж они сообщили нам по ентому новомодному агрегату… по телефону. – Констебль приосанился, слегка вздернув голову.

Он гордился знанием новой техники и питал большие надежды на ее пользу в поимке преступников, а возможно, даже в предотвращении преступлений до их совершения.

– Понятно. – Суперинтендант поднялся из-за стола. – Что ж, полагаю, мне лучше отправиться к мистеру Хэтуэю для личного разговора.

– Пожалуй, сэр. Может, ихний мистер Антрим – тот самый, кто нам нужен, сэр, ведь ссора-то у них вышла вроде как горячая. – Широко раскрытые глаза полицейского засветились надеждой.

– Возможно, – согласился Питт, испытывая острое недовольство.

Орландо Антрим вызвал у него восхищение. Этот человек обладал привлекательной внешностью, чувствительной натурой и чуткостью восприятия. Но не первый раз уже Томасу нравился человек, способный лишить кого-то жизни.

– Надеюсь, вас не затруднит сообщить инспектору Телману, куда я отправился? – спросил он уже с порога.

Когда Питт прибыл на Аркрайт-роуд, домработница сообщила ему, что молодого мистера Хэтуэя нет дома. В такой погожий денек он, несомненно, пошел в свой клуб с фотокамерой, и уж если те джентльмены собрались попрактиковаться, то могли отправиться куда угодно. Однако после наводящих вопросов женщина назвала полицейскому адрес того места, где они обычно встречались, а швейцар фотоклуба, в свою очередь, сообщил, что нынче фотографы пошли прогуляться на ближайшую вересковую пустошь, чтобы попрактиковаться в съемках природных ланд-шафтов.

– Они обожают снимать природу, – одобрительно прибавил он, – и у них получаются красивые картинки. Ей-богу, аж настроение поднимается, когда смотришь на них!

Питт поблагодарил его и направился в Хэмпстед-хит на поиски членов фотоклуба и собственно мистера Питера Хэтуэя. Конечно, мнение последнего об увиденном могло дать лишь вероятную версию развития событий. Ссоры между людьми далеко не всегда доходили до рукоприкладства, не говоря уже об убийстве. Но смерть Кэткарта напоминала своего рода мелодраматическую развязку, устроенную страстным человеком с богатым воображением, вероятно, сведущим в художественном смысле, поскольку ему довольно точно удалось воспроизвести содержание картины Милле «Смерть Офелии». Не считая, конечно, возможности чисто случайного совпадения, если никто никого не копировал, а просто схожие страстные чувства выразили таким же вполне примитивным образом.

Приятно было прогуляться в солнечный день по подсохшей упругой траве. Ветерок едва шелестел листвой, а от земли веяло теплыми ароматами, а не дымным, пропитанным навозом и пылью смрадом уличных мостовых. Вокруг щебетали птицы – не вездесущие воробьи, а чудесные певчие крылатые красавицы, выдававшие мелодичные трели.

Суперинтендант заметил молодую парочку, удобно расположившуюся в низинке. Юбки девушки волнами вздымались вокруг ее ног, а рядом с ней и ее другом стояла еще не открытая корзина для пикника. Они весело смеялись, барышня явно кокетничала, а парень слегка рисовался. Заметив приближение Питта, они умолкли и настороженно взглянули на него.

– Прошу прощения, – с улыбкой извинился Томас.