Книги онлайн и без регистрации » Романы » Три седьмицы до костра - Ефимия Летова

Три седьмицы до костра - Ефимия Летова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 42 43 44 45 46 47 48 49 50 ... 73
Перейти на страницу:
подходящих для девушек, пара не особо примечательных романов. И стопка черно-белых, слегка размытых рисунков, сделанных, видимо, углем, с едва заметными следами пальцев по краям. На всех — один и тот же человек. Одна и та же женщина. Вряд ли Отавия рисовала бы саму себя с таким исступлением и упорством, лист за листом. Но тогда…

На всех рисунках — десять седьмиц, не меньше — была изображена девушка, почти девочка, на вид — лет пятнадцати, впрочем, возможно, она была старше и намного. Очень милая, очаровательно непосредственная, чистый и светлый взгляд. Детский вид ей придавали немного пухлые щеки, слегка курносый нос, огромные, широко распахнутые глаза. Светлые пышные волосы. Лицо крупным планом — череда мастерски запечатленных выражений: удивление, задумчивость, радость, растерянность, сонливость. Рисунок, на котором девушка безмятежно спит, свернувшись клубком в кресле с книгой на коленях. Рисунок, где она что-то пишет, закусывая карандаш пухлыми мягкими губами. Да, это явно не рисунки самой Отавии, и так же очевидно, что на них нарисована она сама. На Инквизитора не похожа ничуть. Но с Вилором сходство есть — глаза, линия лба, пожалуй, нос.

Я присела в кресло, пытаясь призвать расползающиеся мысли к порядку. Вряд ли Отавия здесь жила, дом выглядет слишком пустым, холодным. Вряд ли служитель держал ее здесь взаперти. Но если так, зачем это все? И очевидно, что при всей моей любви к сестре и братьям, я не стала бы так методично изрисовывать стопки бумаг их портретами… Может быть, так лас Герих справлялся с переживаниями о ее исчезновении? Жаль, тут тьма не в силах мне помочь. Убить кого-нибудь или дом спалить — за милую душу, а в хитросплетениях человеческих отношений разбирайся сама, Вестая…

На сидении кресла лежала небольшая подушка, сидеть на ней было неудобно, и я в раздражении вытащила ее из-под себя. Подушка подозрительно хрустнула, и я просунула пальцы под наволочку. Еще одна пачка бумаг, не пачка даже, просто пара листов. Мне неожиданно стало душно. И страшно от тоскливого предчувствия беды.

На первом листке я вижу ту же девушку, лежащую — спящую? — на ковре. Непроизвольно опускаю глаза на ковёр под ногами — нет, рисунок другой. Одной рукой она обнимает вязаного зайца — игрушка прорисована плохо, но это явно папа-заяц из той же игрушечной звериной семьи, что и ушастые, сидящие на кровати. Все бы ничего, но девушка совершенно голая, и я чувствую, как пылают маками в полумраке комнаты мои щёки.

Ее тело прорисовано столь тщательно, не верится, что это могла быть только фантазия художника — скорее, плод кропотливой работы внимательного наблюдателя. Почти болезненная худоба, детская маленькая грудь, полуприкрытая тоненькой рукой, плоский живот, узкие бедра, изящные пальцы… Некоторые художники ставят в уголках полотен подпись и год, но здесь, конечно, ничего такого не находилось. Я отложила лист с рисунком и взяла другой. Пару мгновений бездумно смотрела на него. Потом посмотрела на третий. Вздохнула, испытывая огромное желание выбежать из этого места прочь, наружу, на свежий сумеречный воздух, никогда сюда больше не возвращаться и забыть своё расследование раз и навсегда.

Второй рисунок почти полностью повторял первый. Та же девушка, в той же позе лежащая на ковре, светлые волосы разметались по темному пушистому меху. Вот только большие детские глаза распахнуты и мёртво, бездумно глядят в пустоту, а из впалого обнаженного живота торчит рукоять ножа. Он чем-то похож на охотничий нож отца с рукоятью из рога оленя. Такие делали у нас из сброшенных животными в морозь рогов.

Третий рисунок — уже знакомые декорации, девушка с открытыми глазами всё так же лежит на ковре, ножа в животе уже нет, но теперь ее тело залито, даже как-то заляпано кровью, кровь тонкой струйкой течет изо полуоткрытого рта. Поскольку в распоряжении художника имелся только уголь, кровь была нарисована черными мазками на белоснежной коже девушки.

— Надо уходить, — мерные молоточки мыслей застучали в голове. — Темнеет. Обещание Ризе. Инквизитор. Может вернуться.

Что тебя так удивило, Тая? Ты и так знала, что лас Герих убийца, он послал на костер больше семи седьмиц невинных жертв. Тебе говорили, что он был одержим Отавией — и ты убедилась в этом. Этот дом, маленький храм ее вещей, эти рисунки в шкафу — подтверждение его страсти, его неумолкающей тоски. А последние три листа — не есть ли откровенное признание в убийстве? Вот — она еще живая, спящая или пребывающая без сознания, а вот — жестоко и безжалостно убитая.

Но все это — так себе доказательство. Воспримут ли его королевские стражи порядка? О, конечно, нет. Может, эти рисунки — лишь фантазии, ужасные предположения, кошмарные сны, наконец?

Тьма заколотилась о ребра, требуя идти, и я встала, не понимая, куда и зачем она меня ведет. Вышла из дома — сумерки были уже на грани темноты, вокруг никого. Что ей нужно? Непохоже было, что Инквизитор близко, я уже начинала ощущать оттенки призывов тьмы, не конкретные слова, конечно, лишь смутные образы, направление, но и это уже был прорыв.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Обошла дом, остановилось у высокого тёмного дерева. Вернулась к дому, в маленькой пристройке нашла ржавую и грязную лопату, снова подошла к дереву и начала копать. Земля уже не была такой промерзлой, но все равно с трудом поддавалась моим рукам, щербатый черенок так и норовил выскользнуть. Мне пришлось выкопать пару локтей, прежде чем я наткнулась на нечто, замотанное в темное ветхое тряпье, вытащила находку, закопала все обратно и, как могла, разровняла землю. Отошла к той стене, что смотрела на темный пролесок, а не на другие дома. Развернула сверток, присев на корточки.

Внутри куска мятой и мокрой ткани, вероятно, старого мужского плаща лежал вязаный папа-заяц, в курточке и смешных коротких штанишках. По серой шерсти, когда-то, несомненно, белой и мягкой, а теперь грязной, сырой и пахнущей землей, расползались засохшие темно-бурые пятна.

* * *

Риза ругаться не стала, хотя все было не так уж и плохо, и вернулась я даже не в ночи, а к ужину. И на этом самом ужине хозяйка дома была непривычно задумчива и молчалива. Мне тоже было о чем подумать, но свои собственные невеселые мысли я гнала прочь. Обдумаю все ночью, в постели. Я абстрагировалась, как могла, от проклятущего Инквизитора и его кровавых тайн, даже от мыслей о Вилоре, и постаралась быть улыбчивой, разговорчивой и милой. Перед Ризой мне было стыдно. Она действительно беспокоилась обо мне, словно о ветреной пустоголовой девчонке, впервые попавшей в город

1 ... 42 43 44 45 46 47 48 49 50 ... 73
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?