Польский синдром, или Мои приключения за рубежом - Вероника Вениаминовна Витсон

лета. Мы гурьбой ввалились в «супермаркет», и так как инвестором была именно я, то инициатива принадлежала только мне, а за мной дело не стало – пусть удивляются нашей русской щедрости! Я гребла с полок всё, что можно было употреблять сию минуту, но всё-таки моя русская душа в знаменательный день нуждалась в наших незаменимых русских пельменях, которыми я собиралась попотчевать моего новоиспечённого мужа и его приятелей, не имеющих ни малейшего понятия о существовании этого блюда из блюд. Поэтому, я купила мясо, муку, яйца. Зашли в кондитерскую, и я купила огромный торт здраво рассудив, что возможности испечь торт, просто не существует.

Мужчины несли ломящиеся от еды сумки. Мы с Эвой отстали немного, и она, воспользовавшись моментом, сгорая от любопытства, спросила:

– Тебе нравится Мирек?

– Да, – ответила я. – Он скромен, хотя это ещё ни о чём неговорит, но, надеюсь, за его скромностью кроется доброта и порядочность, а это самое главное.

– Он ничего себе.., если бы не пил...

– Пьёт? – спросила я, но даже не настороженно, ведь, кактолько я получу польское гражданство, мы тихо и спокойно разведёмся по обоюдному согласию, и каждый пойдёт своей дорогой жизни. И если он даже страстный любитель алкогольных напитков, то это меня совсем не касается.

– Он обожает иногда нахлестаться до зелёных чёртиков.Но ты не волнуйся, это с ним случается редко...

Она, словно что-то не договорила, но я не обратила на это внимания.

«Главное, чтобы он выполнил свои обязательства по отношению ко мне. Со своей стороны, я выполнила всё, – думала я, – а остальное меня не интересует».

Оказавшись снова в прекрасной квартире великанов, а я предусмотрела заранее все нюансы: напялила принесённый с собой потрясающе тонкой работы белый передник, выглядевший несколько странно и нелепо на великолепном красном платье, которое не побрезговала бы надеть не то что особа, приближённая к королевскому дому, но даже принцесса крови. Я носилась по чужой кухне, как торнадо, в этом странном наряде принцессы-кухарки, готовя на стол, уже утопающий под не менее искусной, чем передник, белой скатертью ручной работы, купленной мною в дорогом магазине. Украшая многочисленные холодные закуски и блюда и одновременно следя, чтобы не разварились всплывшие на поверхность кастрюли набухшие пельмени.

Поднимая первый тост, мы выпили за наш с Мирославом «шлюб». На столе было только лёгкое вино, которое никак не могло вскружить ничью буйную голову, а только чуть придать смелости, и, наверное, поэтому, мой муж неожиданно встал и, попросив внимания, в присутствии своих старых друзей, сделал мне предложение стать его настоящей женой.

Согласитесь, что не каждая женщина имела счастье сначала выйти замуж, а уже только потом услышать из уст своего мужа предложение руки и сердца! Быть может, я уважала бы его больше, если бы это предложение прозвучало раньше, прежде, чем мои деньги были вложены им так поспешно во внутренний нагрудный карман. Лучше бы он совсем не делал этого предложения, потому что внутренне я вся сникла, это было за пределами моего понимания простой человеческой морали. Но я так же внутренне одёрнула себя и призвала к благоразумию, пытаясь стереть с лица удивление и разочарование, изобразить счастливую улыбку и выдавить слова согласия.

Эва и Веслав поздравили нас бурными аплодисментами, переходящими в беспорядочные рукоплескания. Мирослав схватил мою руку и прикоснулся жаркими влажными губами к тонкой золотой змейке обручального кольца, сковавшего безымянный палец.

Глубоким вечером мы сидели в гостиничном номере. Моего мужа развезло от обилия выпитого вина. Он ещё прихватил с собой и частенько подливал в стакан, который незамедлительно им осушался. Таким я его ещё не видела. Он был возбуждён, и скромности его как не бывало. Фривольные выходки, которые он позволял себе, были отвратительны.

– Ну, ты и свинья! – вдруг ни с того ни с сего бессвязновыплюнул он, пьяно расхохотавшись.

– Что? – не поняла я. Мне хотелось надеяться, что я ослы-шалась, но он, к сожалению, ещё раз подтвердил это.

Я была поражена и искала в себе изъян, которого в сущности не было, или допущенный промах, которого не совершила, с тревогой думая о первой брачной ночи и предстоящей совместной жизни с Мирославом. Меня новой волной захлестнула тоска по невостребованной любви. Я смотрела на своего мужа и молила Всемогущего ниспослать мне любовь к этому человеку, без которой жизнь кажется серой и мрачной, утрачивая колорит и гармонию целостности бытия.

Пробуждение в крепких объятиях мужа-поляка было тягостным от состояния не только внутреннего, но и внешнего дискомфорта. Кровать была слишком узка, чтобы чувствовать себя уютно и спать свободно раскинувшись. Я боялась пошевелиться, чтобы не разбудить его, и невольно скривилась, вспоминая мокрые, липкие неумелые поцелуи, которые мне пришлось благосклонно принять.

– Потом, – сказала я ему, отодвигая ночь любви в неопре-делённое будущее. И он, слава богу, не настаивал. Я лежала с закрытыми глазами и не позволяла себе думать о чём-либо, пресекая каждую рождённую сознанием мысль. В последнее время я слишком лихорадочно думала о разных разностях.

Ящеркой выскользнув из его сонных объятий, спустила ноги на пол, сладко потянулась, расправляя застывшие члены и, подойдя к окну, распахнула его настежь, впуская в комнату раннее летнее утро. С наслаждением вдохнула утреннюю свежесть прозрачно-синего воздуха. Восток только слегка тронула робкая полоска алой зари. Могла ли я подозревать тогда, что там, далеко, зарождался новый день, который целиком перечёркивал всё моё прошлое и разделил мою жизнь широкой жирной чертой на «до» и «после»!

Любуясь рассветом, я не расслышала звука шагов босых ног, а ощутила прикосновение тёплых рук, от которого вздрогнула, и по моему телу прокатилась горячая волна. Я не носила власяницы, усмиряющей плоть, а обнимал и осыпал мою шею страстными поцелуями мой законный муж.

Г

лава 25

На одной из остановок района Варшавы со странным названием Фаленица, мы вышли из автобуса. Мирослав показал рукой в сторону старого неухоженного дома под рыжей черепичной кровлей на опушке векового соснового леса.

Раскалённое светило висело высоко в безоблачном небе, успев прогреть землю и воздух, который монотонно звонил колокольчиками июньской суши. Гигантские сосны густыми кронами накрывали дом прохладной тенью и окружали его с трёх сторон частоколом рыжих стволов, но слева расступались, давая место проторённой дороге, теряющейся в сосновом лабиринте, где лес заметно густел.

Я внутренне съёжилась от предстоящей встречи со свекровью, которая, как мне представлялось, не сулила ничего утешающего, но я только выполняла свой долг невестки – предстать перед матерью мужа, уж если всё свершилось, и сын посмел жениться