Домик разбившихся грёз - Екатерина Дибривская

— Может, мне приехать? — предлагаю ему.

— Не обращай внимания на старика, детка. Инга снова чудит, все нервы вымотала, но это никоим образом не должно касаться тебя. Отдыхай, набирайся сил, только будь, пожалуйста, внимательна, хорошо? Я волнуюсь за тебя, Алечка. Если он… обидит тебя, просто скажи мне и я разберусь. Что бы это ни было. Ладно?

— Хорошо, — тихо обещаю ему и прощаюсь.

Папа заслужил это обещание. Сколько отцовской крови выпила моя сестрица, мне неведомо. Но я прекрасно помню, как он сидел надо мной днями и ночами, чтобы я не наделала непоправимых глупостей.

И в свете последних событий я очень благодарна отцу, что сберёг меня.

О своей попытке свести счёты с жизнью я тоже не рассказываю Алексу. Но ему и не нужно. Он часто проводит пальцами по внутренним сторонам запястий, нежно и осторожно, словно боится, что старые шрамы лопнут от его прикосновений. Я не могу описать целую бурю эмоций, которая вспыхивает в его глазах в эти моменты.

Я стою у окна гостиной, наслаждаясь видом. Кажется, теперь это моё любимое место и занятие. И самое любимое — когда Алекс подходит сзади и обнимает меня.

— Хочешь прогуляться? — спрашивает он, и я резко оборачиваюсь в его руках.

— Что-то случилось? — даже не пытаюсь скрыть своё беспокойство, потому что чувствую перемены в любимом мужчине, буквально осязаю кожей.

— Не бери в голову, Аль, — отмахивается он.

— Что-то на фирме? С отцом? Он тоже явно чем-то озадачен…

— Не волнуйся, я прошу тебя. Если у Сафронова что-то и происходит, то без моего участия. — он усмехается. — Больше суток с сыном не могу связаться. Переживаю, Аль. Боюсь, как бы в дурную компанию не попал. Дети — они и, когда взрослеют, всё равно ещё такие дети.

Алекс целует кончик моего носа.

— У нас после развода с его матерью не очень хорошие отношения. Он тяжело принял эту новость.

— Всё наладится, — я обнимаю мужчину. — Вот увидишь, он просто отдыхает с друзьями, я уверена. Мальчики, имея некую свободу от родителей и финансовые возможности, могут забывать о том, что всё ещё зависят от семьи.

— Мальчик? — Алекс коротко смеётся. — Он почти твой ровесник, Аль.

Смотрит на меня с лёгкой улыбкой, словно оценивая реакцию. Сказать, что я в шоке, это промолчать. Алекс никак не выглядит в моих глазах отцом такого взрослого сына. Да и судя по его рассказам, у меня сложилось впечатление, что его сын — скорее подросток, чем юноша.

— Я уже совсем взрослый дяденька, Алечка. — он снова усмехается, глядя мне в глаза. — Сын получился на выпускном, по глупости и неопытности, я вернулся с армии и узнал, что у меня есть ребёнок. Но ты можешь быть спокойна, он — мой единственный ребёнок. Пока. Это я тебе могу гарантировать на все сто.

— Что он — твой единственный ребёнок или что пока? — заблудившись в собственных мыслях, спрашиваю у него.

— И то, и другое, Аль. — его взгляд становится очень серьёзным. — Надеюсь, ты понимаешь, что то, что происходит между нами из раза в раз, — не попустительство с моей стороны? Я хочу ещё детей, Аль. Если их матерью будешь ты.

Моё сердце переполнено любовью. И болью. Однажды мне придётся как-то объяснить ему, почему я не могу стать матерью его детей. Или Бог смилостивится, и мне воздастся за пережитую потерю. Но в это верится с трудом.

— Ты даже представить себе не можешь, как бы я этого хотела, — шепчу сквозь подступающие слёзы.

— У нас всё будет хорошо, слышишь? — Алекс целует мою макушку. — Пойдём посмотрим, сколько снега намело?

Когда мы выходим из дома, мужчина разворачивает меня лицом к двери.

— Самое главное забыл, Алевтинка, — он показывает на место под козырьком. — Подумай, какое имя мы дадим нашему дому. Хорошо подумай. Внимательно. Это на всю жизнь.

— Я уже говорила сегодня, как сильно я люблю тебя? — зачарованно поворачиваюсь к нему.

— Ты всегда можешь повторить эту сладкую музыку для моей души. — смеётся он. — Потому что я тоже тебя люблю.

Мы уходим в лес примерно на километр, дурачимся в снегу, и Алекс валит меня в сугроб, нависая сверху. Трель его телефона раздаётся в тот момент, когда наши губы вот-вот должны соприкоснуться, и я досадливо вздыхаю, вызывая на лице мужчины понимающую улыбку. Но звонок он принимает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да? В больнице? Что с ним? — Алекс поднимается и протягивает мне руку. — Забронируй билет на ближайший рейс. Часа через три, раньше не успею. Да, спасибо.

Моё сердце болезненно сжимается от перемен в голосе Алекса. Жёсткий, твёрдый, уверенный. Он скидывает звонок и берёт меня за руку.

— Мой сын в больнице, отравился на вечеринке, вероятнее всего, лёгкие наркотики. Я должен лететь, Аль. Убедиться, что он в норме. Не надумывай на свой счёт, малышка, ладно? Это на пару-тройку дней. Максимум, неделя. Вроде ничего опасного, но…

— Конечно, Алекс. Я всё понимаю. Отвезёшь меня к отцу?

— Ты можешь остаться дома, — он имеет в виду здесь, но одна я не хочу жить в этом уединении. — Да, ты права. Лучше к отцу. Но ты всегда можешь приезжать сюда, ладно?

Быстрые сборы, поездка до Москвы проходят как в тумане. Мне страшно оставаться без него, слишком хорошо я помню, чем закончилось наше расставание в прошлый раз, когда он уезжал от меня. Но я старательно гоню от себя все отрицательные мысли.

— Я тебя люблю. Что бы, кто бы тебе не пытался навязать, если такое случится, помни об этом и без личной встречи и разговора ничего не принимай близко к сердцу, хорошо?

Мы стоим у подъезда жилого комплекса, где расположена квартира моего отца. Я вжимаюсь в мужское тело изо всех сил, а его руки стискивают меня почти до боли.

— Хорошо, — выдыхаю в ответ и целую его.

С таким отчаянием, словно мы больше никогда не встретимся.

— Будь умницей, Алечка, и береги себя. Моё сердце остаётся с тобой. Звони и пиши в любое время. По любому вопросу. Я весь твой.

Дни без него тянутся бесконечной чередой незначительных событий. Я почти не выхожу из дома и провожу много времени с отцом. Папа сильно сдал за последние дни, и это не на шутку тревожит меня. Он переживает за Ингу, которая ведёт себя как последняя стерва. Отцу неприятно, а я не удивлена, ведь это и есть её сущность.