Скрывая улики - Дэвид Розенфелт

Вид у него был такой виноватый и жалкий, что я поймал себя на желании придушить своего клиента с помощью его же наручников. Теперь многое становилось понятным из того, что мне следовало знать с самого начала, а не теперь, когда мы почти проиграли дело.

– Когда он тебе это сказал? – спросил я, изо всех сил стараясь держать себя в руках.

– В ту ночь, когда была убита Линда Падилла. Именно с этих слов он начал тот разговор по телефону.

– О чем он еще говорил?

– Что мы должны встретиться в парке. И он скажет мне, кто заказал мою жену. То есть кто заплатил ему за убийство Маргарет.

– И ты поверил, что это он убил ее?

– Я знаю, он сказал правду, – кивнул Дэниел. – Точно знаю.

– Откуда такая уверенность?

– Он рассказал, как она была одета… Описал браслет, который я подарил ей на день рождения. Он сказал, что снял с нее этот браслет… – На последних словах голос Дэниела дрогнул. – Нет никаких сомнений, Энди. Это он убил ее.

– Ладно. Итак, ты вошел в парк и… Что случилось потом?

– Я пошел туда, куда он велел, и стал ждать его на лестнице, ведущей в павильон. Должно быть, он напал на меня сзади, потому что следующий момент, который я могу припомнить, – это как я лежу на ступенях и разговариваю с копом.

– Почему ты с самого начала не позвонил в полицию?

– Он сказал, что если я это сделаю, то никогда не узнаю, кто заплатил за смерть Маргарет. Но я должен был… я должен знать, кто это сделал.

– Это все?

Он покачал головой, но заговорил не сразу: вероятно, подыскивал нужные слова.

– Он сказал, что мог бы свалить вину за смерть Маргарет вообще на кого угодно – это для него не проблема, – дрожащим голосом проговорил Дэниел, а потом уже спокойнее добавил: – Он сказал, что запросто мог бы подставить и меня.

– Так почему же ты молчал об этом на допросах?

– Отчасти, потому что боялся. Отчасти, потому что не хотел потерять контакт с этим человеком. А кроме того, пойми, мне и в кошмарном сне не могло присниться, что в убийстве Линды Падилла заподозрят меня. Черт возьми, когда я в первый раз говорил с копом, я ведь даже не знал, что она уже мертва. А когда меня арестовали, то я подумал, что менять свои показания уже поздно.

Я пытался осознать новую информацию, но она не укладывалась у меня в голове. Сейчас я мог думать только об одном: мой клиент – самоубийца, этот придурок сам себя утопил. Пожалуй, мне стало бы намного легче, если бы я мог сказать ему об этом прямо в глаза, однако я опасался, что после этих слов он окончательно свихнется. Пока я раздумывал о состоянии его психики, эти слова сами сорвались с моих губ:

– Ты сам себя утопил, придурок.

– Я знаю… – промямлил он, заставляя меня чувствовать себя виноватым. – Теперь уже правда ничего нельзя поделать?

– Понятия не имею, – честно признался я. – О чем еще ты должен был сказать мне раньше?

– Это все. Клянусь.

– Ты в самом деле считаешь, что кто-то заказал ему убийство твоей жены?

– Мне известно только то, что он ее убил, – сказал он после довольно долгой паузы. – Не думаю, чтобы они с Маргарет были знакомы. Поэтому у меня есть все основания считать, что кто-то заплатил ему за это.

Вернувшись к себе в офис, я в двух словах посвятил в эту историю Лори и Кевина. Какое-то время мы ломали голову над тем, как лучше всего донести новую информацию до жюри присяжных. Однако вариант просматривался только один: Дэниелу придется самому все рассказать в ходе перекрестного допроса. Я не был в восторге от этой идеи, но, к счастью, решение предстояло принимать еще не завтра.

Я решил отыскать Пита Стэнтона. В районном департаменте полиции мне сообщили, что у него сегодня выходной, зато по сотовому телефону удалось связаться с первой же попытки. Я сказал, что хотел бы кое-что с ним обсудить и даже готов сделать это по телефону, если он скажет, во что мне обойдется эта услуга. Пита очень раздражал тот факт, что я богат, и он прилагал все усилия, чтобы сделать меня чуточку беднее.

– Может быть, мы обсудим твою проблему после игры «Ников»? – сказал он.

Сегодня вечером «Ники» встречаются с «Лейкерами». Я и сам собирался сходить в «Чарли» и посмотреть этот бейсбольный матч по телевизору. Так что предложение Пита меня вполне устраивало.

– Давай встретимся в «Чарли», – предложил я.

– Мне до смерти надоело это заведение.

– Ну, и где же ты хочешь посмотреть игру?

– На стадионе.

До начала бейсбольного матча оставалось четыре часа, и наверняка все билеты давно проданы. Пит выразил надежду, что проблему с билетами я возьму на себя. Причем мы оба понимали, что единственная возможность – это приобрести их у перекупщиков за безумные деньги.

– Ты ведешь себя, как жадный прохвост, который понятия не имеет о том, что на свете существует бескорыстная мужская дружба.

Оскорблять его не входило в мои планы, однако я должен был высказать то, что думаю по поводу его поведения.

– …И так далее, и тому подобное, – прервал он меня. – Короче, забери меня в шесть на аэродроме.

– Ты все еще не завязал с этим занятием?

– Поверь, старик, это даже круче, чем секс, – ответил он.

Это было недоступно моему пониманию, поэтому я предпочел промолчать. В свободное от службы время Пит подрабатывает фотографом на аэродроме Тетерборо. Он снимает людей в тот момент, когда они прыгают с парашютом. И потом продает снимки тем счастливчикам, которые сумели благополучно достигнуть земли. Его клиентами становятся в основном новички, которым в жизни не хватает острых ощущений. Что же касается самого Пита, то он серьезно занимается парашютным спортом в течение многих лет.

Лично я разбираюсь в прыжках с парашютом примерно так же, как говорю на языке суахили или понимаю язык женщин. То есть я в них не разбираюсь ни капельки. Люди добровольно выпрыгивают из самолетов с единственной целью: попасть на ту же самую землю, с которой их никто не гнал и где они чувствовали себя в полной безопасности – до того, как добровольно залезли в эти самолеты. Ну, и в чем смысл?

Конечно же, парашютист получает все необходимое, чтобы обеспечить безопасность. А именно: кусок нейлона, который раскрывается над головой человека, который несется по направлению к земле с бешеной скоростью. Раньше я даже не представлял себе, насколько прочен этот нейлон. Например, я никогда не слышал о том, чтобы заключенные в тюрьме строгого режима, готовя побег, пытались перепилить нейлоновые решетки. Или чтобы опасных зверей держали в зоопарке в нейлоновых клетках.

Разумеется, парашютист не ограничивается куском ткани. Он предусмотрительно напяливает себе на голову изящную каску, которая никоим образом не защищает остальное тело. Как поступит парашютист в том случае, если нейлоновая тряпка подведет его и не раскроется? Вероятно, он постарается приземлиться на голову. Лично я не собираюсь играть в подобные игры со смертью. Мне это не нужно. В чем глубокий смысл этих действий? Мне и так хорошо: ведь я жив. Я прекрасно отдыхаю у себя дома, когда лежу на диване.