Подставная фигура - Данил Корецкий

– Ладно, утром поговорим. А пока выпей и расслабься.

– Хорошо, – ответил бригадир. – Я еду домой.

* * *

От квартиры Маза до института им. Склифосовского каких-то сорок минут езды. В то время когда Маз закончил разговор с Директором, майор Фокин выходил из ворот института.

В ушах у него все еще продолжали звучать Наташкины крики: «Я хочу уехать, ты слышишь? Это все из-за тебя, из-за твоей идиотской работы!.. Они убьют меня, а ты дальше будешь работать!.. Работать! Словно ничего не произошло! Как ни в чем не бывало!..»

Фокин первый раз слышал, чтобы она так кричала. Это была настоящая истерика. И врачи говорят, что у нее серьезный нервный срыв. Психотравма. Побои уже зажили, а душа не г. И неизвестно – заживет ли вообще. Уж больно тонкая материя – душа...

Он достал сигарету и хотел сунуть ее в рот, но обнаружил, что там уже торчит «бондина». Выплюнул ее, вторую сигарету швырнул следом в сугроб. Остановился, десять раз вдохнул и десять раз выдохнул... Не помогло. В груди жгло – прямо посередине, словно там, внутри, тлела непогашенная сигарета.

Он не курил неделю. С того дня, как ударил Татарина. Самое смешное – с его согласия. По справедливости. Но Татарин не знал, что впившийся ему в морду перстень не простой и что он окочурится через три дня. Иначе, наверное, не посчитал бы такой расчет справедливым. У них другая справедливость, своя... Сегодня задержали, завтра выпустили. Гуляй и делай что хочешь – грабь, убивай, насилуй женщин...

Дело по «Консорциуму» буксует и, судя по всему, находится при последнем издыхании. Он сделал все, что необходимо, – доказательства собраны. Остается принять решение. Это значит – взять на себя ответственность и произвести аресты, обыски, изъятие имущества. Назвать уважаемых людей преступниками и предать их суду. Но сейчас такое не в моде. Сколько громких дел расследуется годами – пока пройдет острота момента и все забудется, а потом тихонько испускает дух... Сколько? Да практически все! Ибо итог любого расследования – это судебный приговор. Ну-ка, давайте вспомним: сколько приговоров вынесено по «громким делам» за последние годы? Ноль! Ни од-но-го! Работа, нервы, деньги – все псу под хвост... А зачем тогда работать? Зарплата со всеми надбавками и накрутками – две тысячи полновесных российских рублей, сейчас это меньше ста долларов...

Фокин попал в Москву, можно сказать, случайно. В восемьдесят девятом году столичные чекисты выявили настоящего американского шпиона, ему дали кличку Горилла – здоровенный лоб, борец, боксер, каратист и все такое. Это все, понятно, роли не играет – группа захвата заломает кого угодно. Но брать его надо было после закладки контейнера и до появления разведчика из посольства, разрыв во времени составлял три-пять минут, место людное, центр города, любой шум, драка, возня – исключены... Как быть?

Кто-то из начальства вспомнил поговорку: «Против лома нет приема... Окромя другого лома!» Во всей системе КГБ объявили поиск здоровяка, который сможет засунуть Гориллу в карман. Фокин оказался самым подходящим, его и привлекли к задержанию. Операция прошла без сучка без задоринки: Фокин подошел сзади, схватил Гориллу одной рукой за шиворот, второй за брюки в промежности и, как котенка, забросил в подъезд, где поджидала опергруппа. Шпион и пикнуть не успел, никто из прохожих головы не повернул, а через пять минут взяли с поличным и посольского разведчика.

Довольное начальство объявило будущему майору благодарность и перевело служить в столицу – по тем временам это считалось большой удачей.

Может, черт с ним... Закурить? Будь что будет. Семь бед – один ответ! Нет, потом. Вначале надо встретиться с Мазом. После откровений Татарина найти его приятеля трудностей не составило. Оказалось, что «Маз» – не кличка, а фамилия, причем довольно редкая в Москве. Узнать его адрес, телефон и номер машины, имея доступ к любому серверу городских служб, – дело одной минуты. Не женат, живет один. Вполне положительный человек, достойный член общества – ни судимостей, ни какого-либо компромата. Правда, не работает и на что безбедно существует – непонятно, но это раньше преследовали тунеядцев, а в обществе победившей демократии задавать подобные вопросы считается неприличным.

Фокин немного «подработал» Маза: посмотрел на него издали, изучил привычки, пару раз «довел» до самого подъезда. Поэтому сейчас уверенно подошел к нужному дому, осмотрелся. В квартире на третьем этаже горел свет.

Машина стояла на обычном месте, снег на капоте таял, значит, объект недавно приехал. Во дворе никого не было. За наклонным лобовым стеклом ритмично мигала лампочка сигнализации. Фокин подошел, несколько раз навалился всем весом на багажник.

– Ия-ия-ия! – взвыла сирена. Он быстро заскочил в подъезд и спрятался за шахтой лифта. Машинально сунул в рот сигарету, но зажигать не стал.

– Ия-ия-ия, – приглушенно доносилось со двора.

На третьем этаже хлопнула дверь, по лестнице затарахтели шаги. Прыгая через несколько ступеней, Маз слетел вниз, злобно бурча, пролетел мимо и, сильно ударив дверью, выскочил на улицу.

Сирена смолкла. Негромко матерясь, Маз возвращался домой. Фокин вышагнул ему навстречу. Тот остановился и тут же сунул руку под распахнутую куртку. Достойный член общества носил при себе оружие. Но сейчас оно ему не понадобилось. Тяжелая ладонь рассекла воздух и обрушилась на мощную шею бригадира. Тихо хрустнули шейные позвонки, и бездыханное тело отлетело в угол. По неестественному наклону головы было видно, что он мертв.

Фокин вышел на улицу. Здесь ничего не изменилось. Во дворе было так же пустынно, так же ритмично мигала сигнальная лампочка в машине Маза. Он быстро пошел прочь. Сигарету он потерял. На ходу вставил в рот другую, включил зажигалку.

Фокин знал, каким приятным будет вкус табака после долгого воздержания. Он услышал, как зашептала, сгорая, тонкая бумага на самом кончике.

...Нет.

Черт побери.

Он вытолкнул изо рта фильтр и ругнулся.

Надо еще потерпеть. Остается третий. Вот тогда...

Ровно в шесть утра Макс был в Шереметьеве. После оцепеневшей, досматривающей последние сны Москвы он вдруг попал в другой часовой пояс: в аэропорту все двигалось, кипело, нервничало, шуршало одеждой и громыхало чемоданными колесиками. На табло светились три прибывающих рейса и четыре убывающих. Два из них – на Лондон.

Прекрасно. И что теперь? В те доисторические времена, когда Макс работал в экспедиции, еще за сутки до вылета он знал номер своего рейса, тип самолета, место и даже фамилии соседей, с которыми ему предстоит коротать время в полете. Сейчас же Макс не знал ничего. У него не было даже билета. Он приехал в шесть и должен ждать связника. Причем, как его найти, ему не сказали. Неужели объявят по трансляции: «Господин Карданов, просьба подойти к справочному бюро, вас ожидают».

– Макс Витальевич?

Он повернул голову и увидел перед собой симпатичную молодую пару: темноглазая девушка в дубленой шубке и плечистый шатен в куртке «найк».