Птицы Марса - Брайан У. Олдисс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нынче вдоль прогулочной тропинки росли кое-какие насаждения. Того сорта, который некогда кормил и обогревал древнекитайские династии: бамбук.
Почтенная пара миновала Гунча и Тада, которые беспечно тряслись на легком тракторе. Навстречу.
Судьба распорядилась так, что именно этим более моложавым влюбленным и довелось совершить «Исторический наезд на будущее», как потом назвали эпохальный инцидент.
Свет был вполне бледным, звездочки искрились в жирной тьме над макушкой — раз уж на Марсе нет неба в привычном понимании.
Гунча и Тад ехали на тракторетке, позаимствованной в техотделе Китайской башни. Их ждал Олимп, вечный ориентир на Марсе, который заметен аж с Земли: вулкан с колоссальным ореолом.
— Мне он напоминает мою же титьку, — улыбаясь, сообщила Гунча. — Что, в свою очередь, напоминает об удивительно странном сне, который я видела прошлой ночью. Вообрази себе уличную толчею; тротуар буквально кишит народом. Сквозь толпу медленно продирается старомодная коляска типа ландо. А в нем — принцесса красоты несказанной… Тад! Ты вообще слушаешь или нет?
— Ой, прости, пожалуйста. Да-да, и?
— Ты был рядом. И в моем сне я тебе рассказывала свой же сон, как бы надиктовывала, а ты постоянно меня прерывал: дескать, хватит долдонить одно и то же. Но коляска продолжала ехать, и я тебе об этом говорила, а толпа вся такая — «А-ааа!» — только негромко, на выдохе. И еще было странно, что теперь коляска почему-то катила в противоположную сторону. Хотя народ этого не замечал… А я тебе все говорила и говорила… А ты опять за свое: мол, это уже слышал… — Вздохнув, Гунча помолчала. — Глупость, конечно. Только я отчего-то была уверена, что это важно.
— М-м. Угу.
— Хоть бы для приличия вид сделал, что слушаешь, — сказала она без особой обиды.
Тад вдруг выключил мотор.
— Постой… какой-то звук… Ну ладно. Так и что твой сон? Дело было на Марсе?
Его вдруг пробила нервная дрожь.
— А, да! Только не на нашем Марсе.
— Стой! Вот, опять! Слышишь?
Из-за разреженной атмосферы звук здесь не распространялся. На сей раз, однако, вышло исключение. Донеслись две ноты.
И тут… Ба-а! Что такое?
Над головой завис летучий корабль в форме доски для серфинга, только снизу он был весь в пупырышках, как осьминожье щупальце — в присосках. Корабль выскочил из-за вечно лезущего в глаза Олимпа. Пара колонистов словно впала в детство, цепляясь друг за дружку.
— Он садится, садится! Тад! Что нам делать?!
Ее голос был полон восторженного любопытства, приправленного тревогой.
Тад велел ей слезть на грунт. Затем последовал примеру подруги, и они встали возле тракторетки. Гунча не отпускала его руку.
— А что тут вообще можно сделать? — добавил Тад. Впрочем, говоря это, он беспрестанно обшаривал взглядом свою машинку: нет ли чего-нибудь, что сойдет за оружие. Напрасные надежды. — Если это враги… ну, назад в башню все равно не успеем. Просто стой и делай вид, что тебе все нипочем.
Хрустальный смех Гунча оцарапал нервы.
— Но это же не земной ракетоплан?
— Ты шутишь?
Не успел Тад расстаться со словами, как в голове промелькнуло: «Батюшки-светы, а ведь он и вправду может быть откуда угодно…»
Загадочная машина повисла в нескольких шагах от нашей пары и через несколько секунд с гулом опустилась на землю, подняв вихрь песка и пыли. Окрестности залил резкий свет.
— Тс-с, замри! — шепнул Тад, судорожно вцепившись в запястье Гунча.
— Ты всерьез думаешь, что нас примут за мертвых и не тронут?
Нечто вроде исполинского языка вылезло из открывшейся двери. Показались три фигуры. Неспешно спустились по пандусу. Поначалу различить можно было только их силуэты, но чем дальше они отходили от своего летательного аппарата, тем больше деталей становилось доступно взгляду. Троица развернулась в унисон. На них было нечто вроде куцых жакеток и бесформенных штанишек до колен. Пузо голое. На ушах по серебристому приборчику в форме древесного листа. Кожа призрачно-бледная, зато волосы темные. Стрижка ежиком. Как один скуластенькие. Главное внимание, впрочем, обращали на себя отнюдь не их диковинные мордочки, а две палки, походившие на тяжелые копья и направленные на Тада с Гунча.
Невооруженный член сего триумвирата вскинул лапку — возможно, в приветствии — и промолвил нечто неповторимое.
— Пардон, — ответил Тад, чувствуя как кости превращаются в студень. — Мы… мы понимаем… ой! Мы не понимаем, чего вы мяукаете. — Еще не успев договорить, его передернуло от возбуждения — страха? волнения? — когда пришло осознание, что он обращается — подумать только! — к существу из иного мира.
Тогда речь повела Гунча:
— Мы очарованы вашим появлением. Только знаете, у нас есть свой собственный язык, и зря вы думаете, что мы поймем ваше наречие. Общаться будет нелегко, да и вряд ли вообще возможно. Поэтому… — она стеснительно прикусила нижнюю губку, — не могли бы вы улететь обратно? Пожалуйста, а?
И она помахала руками как птица, словно говоря: видите? Несложное же дело!
Троица вновь прибывших вроде бы расхохоталась, ничем не выдав своего веселья.
Тад отметил про себя необычность формы их черепной коробки: лоб выпирал козырьком над глазами размером со зрелую сливу. Он еще млел над сей невиданной красотой, когда визитеры принялись с ним общаться без слов.
Его словно накрыло звездами, планетами, ветрами, океанами, течениями, городами-муравейниками, подушками облаков и полетом едва оперившихся птах, роскошью и нищетой от колыбели до могилы, детством и наследством — и много чем еще, для Тада непостижимым, хотя он и признавал неизбежность собственной ограниченности.
О, что за манеры вести беседу!
Сей снег на голову, обрушившийся из крутых лбов, вполне сносно донес мысль, что гости являются Наследниками. Мучительные потуги человечества разродиться на чужой планете наконец принесли плоды. Это произойдет через каких-то два года. Амниотическая коррекция — правда, спустя многие поколения — и привела к появлению странных визитеров. Да-да, вот этих самых, что стоят сейчас на мощенных лавою просторах Фарсиды.
И та, кого любил Тад, дитя другой страны — она тоже получила свою порцию волшебно-загадочной инфопосылки. Обуреваемые восторгом, Гунча и Тад прильнули друг к другу.
— Они меня зателепатировали на пекинском диалекте! — задыхаясь от упоения, сообщила Гунча.
Ничего, кроме исступленного счастья и потрясения. Ибо при всем величии армий, художников, олигархов и королей — инфопослание сделало сей вывод очевидным до невозможности — так вот, несмотря на все это, человечество было лишь одной из форм жизни среди многих прочих.