Преступления в детской - Эйлет Уолдман

И это было так. Боли не было.

— Это лидокаин. Мы дали вам обезболивающее.

— Оно действует. Значит, я смогу. Позвоните моему мужу, акушерке и отвезите меня в родильное отделение.

После этого снова начались схватки. Лидокаин ослабил боль, и она была вполне переносимой. Я дышала, устроив демонстрацию своих знаний методики Ламаза врачам, которым так хотелось меня разрезать. Они понаблюдали за мной, а потом переглянулись.

— Отвезите ее в родильное. Пусть там решают, — сказала женщина, захлопнув медицинскую карту, которую держала в руках. И ушла.

Через несколько минут я оказалась в лифте, на пути в родильное отделение. Думаю, огнестрельное ранение помешало им поместить меня в одну из этих симпатичных палат, похожих на спальню. Я оказалась определенно в больничном помещении, меня подключили к эмбриональному монитору. За мной наблюдали две сиделки и врач, преждевременно лысеющий мужчина примерно моего возраста. Он выглядел славным парнем, именно таким, каким вы представляли себе своего доктора.

— Мы собираемся готовить вас к операции, миссис Эпплбаум, — сказал он мягко, но решительно.

— Я хочу естественные роды после кесарева.

— Боюсь, что естественные роды после кесарева — это не лучшая идея, а тут вдобавок ваше ранение.

— Как долго я здесь?

Он посмотрел в мою карту.

— Около двух часов.

— С ребенком все в порядке?

— Да, отлично. Дисплей показывает хорошее, четкое сердцебиение.

— Что с моей ногой?

— Все в порядке. Пуля прошла навылет, и оба отверстия, входное и выходное, очистили и зашили. Вы сейчас на антибиотиках, на случай инфекции.

— Так если я и ребенок в порядке, почему нельзя подождать хотя бы до тех пор, пока приедут мой муж и акушерка?

Врач посмотрел на меня и улыбнулся.

— Знаете, что я вам скажу. Mы вставим внутренний дисплей, и, если ребенок в хороших условиях, мы дадим вам еще час, прежде чем делать операцию. Это позволит вашему мужу добраться сюда.

Он похлопал меня по ноге и собрался уйти. В ту же минуту в палату ворвался Питер. Увидев его, я немедленно разразилась истерическими рыданиями.

Питер в два шага пересек комнату, склонился над кроватью и, как мог, сгреб меня в охапку. Я уткнулась лицом ему в грудь.

Казалось, я никогда не перестану плакать, но тут я почувствовала горячую вспышку, когда он нечаянно задел мою ногу.

— Ой! Моя нога! — закричала я.

— О нет, — сказал он, роняя меня, словно горячую картофелину. — Что болит? Что я сделал? Боже, Джулиет. Что случилось?

Могу поклясться, что он тоже плакал.

— Это просто нога. Бедро. Она в меня выстрелила. Одри в меня стреляла.

Тут опять начались схватки, и говорить я больше не могла.

Я очнулась и услышала, как Питер медленно прошептал мое имя. Я почувствовала, как его пальцы, которые он запустил мне в волосы, нежно поглаживают кожу.

— Вот и все, — сказала я.

— Я знаю, — прошептал он. — Я вижу это на дисплее.

— Как ты меня нашел? — спросила я. — Где я? Это не «Сидар Синай».[48]Я собиралась рожать в шикарной больнице для звезд.

— Вы в больнице Санта-Моника, — вмешался какой-то голос.

Я повернулась и увидела медсестру в розовом халате хирурга. Она стояла с другой стороны кровати и возилась с монитором.

— Сейчас придет анестезиолог, сделает вам укол.

— Я не хочу анестезию, — сказала я сердито. — Я хочу рожать сама.

Как раз в это мгновение снова начались схватки. Где-то в середине я повернулась к сестре и сказала сквозь стиснутые зубы:

— Приведите чертова доктора сейчас же. Я хочу эту чертову анестезию немедленно.

Она улыбнулась и вышла из комнаты. Через двадцать минут у меня была трубка толщиной с волосок, через которую прямо в мой позвоночник капало благословенное избавление от боли. От этого я пришла в чудеснейшее, волшебное обезболенное настроение.

Я повернулась к Питеру и улыбнулась.

— Оно действует.

— Хорошо, — он улыбнулся в ответ.

— Так что расскажи теперь, как ты меня нашел.

Питер рассказал, что они с Руби вернулись домой примерно через час после моего звонка. Руби сразу пошла наверх к своим Барби и, к счастью, не слышала моего сообщения. Питер немедленно набрал 911. Оператор направил его к диспетчеру полиции Санта-Моники, а оттуда в пожарное управление. За пятнадцать минут он нашел меня в больнице Санта-Моники.

— Руби? — взволнованно спросила я.

— У Стэйси. Кстати, я как раз вспомнил, Стэйси и Лили оставили на автоответчике по сообщению. Лили сказала, что для Руби есть место в «Бет-Эль». А Стэйси сказала, что одна из ее коллег по работе в совете директоров садика, который называется «Гнездо малиновки»… или «Гнездо синешейки»… В общем, чье-то гнездо. В любом случае, какой-то ребенок переезжает в Европу, или в Нью-Йорк, или еще куда-то, и на следующий год освобождается место для Руби.

— Ух ты! Два детских сада сразу. Сложности, как у богатых.

— Съездим в оба?

— Знаешь, что? Давай просто подбросим монетку. Я думаю, на большее мне просто не хватит сил.

Питер улыбнулся.

— Может, мы просто отдадим ее в еврейский детский сад?

— Правда? — спросила я. — Тебе не будет не по себе?

— Ну перестань. Конечно, нет, — сказал он. — Будет очень славно. Я все узнаю про Хануку[49]и… как это называется, когда надо есть в шалаше?

— Суккот.[50]

— Да, все эти праздники. Будет здорово. Я завтра туда позвоню.

— Спасибо, милый, — сказала я, имея в виду — спасибо, что позвонишь. Спасибо, что разрешаешь отдать Руби в еврейский садик. Спасибо, что нашел меня в больнице. Спасибо, что женился на мне.

— Давай позвоним Стэйси и скажем ей, что со мной все хорошо. Она, наверное, с ума сходит.

Питер поднял трубку.

— Какой у нее номер? — спросил он. Я сказала и снова легла, лениво разглядывая дисплей.

— У меня опять схватки, — сказала я.

Он положил руку на монитор.

— Ты их чувствуешь?