Экстрим не предлагать! - Аманди Хоуп

— Павел, имей в виду — твои вещи я собирать не буду!

— А вы зря все собираетесь! Никто не прилетит сегодня! — ответил Великопольский, не поднимая головы.

— Это почему же? Откуда такая уверенность? — насторожился Артур.

— Так задание Сандерс не выполнили — выпуск не готов! Дарья Андреевна, где ваш обещанный сценарий?

— Этот вопрос можно адресовать и вам, Павел Сигизмундович! Помнится, вы теперь тоже у нас в писатели зачислены! — нанес ответный «удар» Фима, увидев, что Дарья даже не заметила выпада Великопольского.

— Кстати, да! Павел? — включился в разговор Станиславович.

— Так, я это. В процессе еще… — начал мямлить Великопольский и поспешил удалиться.

Фима подошел к жене:

— Дарья, а, может, нам тоже стоит собрать свои вещи?

— Да, наверное, — ответила она равнодушно и не сдвинулась с места.

— Даша?! — Фима тронул ее за плечо, она подняла на него глаза, заглянув в них, он, молча, развернулся и побрел в дом сам.

— Ростислав, а ты не будешь собираться? — поинтересовалась Майя.

— Что? Собираться? Да мне нечего особо собирать — камера при мне, а все остальное не так уж важно.

Спустя некоторое время все вещи были собраны, чемоданы упакованы. Общественность собралась на поляне.

Присели. Сначала сидели молча. Все немного подустали от процесса сбора.

Ершова эти сборы совсем расстроили и он приуныл. Жизнь на острове была для него раем. Он посвежел, взгляд стал ясным. Забыл напрочь о своих таблетках. Наслаждался спокойной жизнью, проводя почти всё время на рыбалке, восторгаясь тишиной природы, миром и спокойствием в своём сердце. Он бы и жить остался на этом острове, если бы не маленькое слово «долг», которое иногда всплывало в мыслях и мешало радоваться.

— Хорошо сидим! — вздохнул Станиславович грустно. — А, может, на дорожку по пять капель коньячка?

— Поддерживаем! — оживился Великопольский.

— Ага, причем двумя руками и ногами! — откликнулся Артур, но получив локтем в бок, исправился: — Вернее только руками, одной рукой. Но поддерживаем! Это же традиция! А их нарушать нельзя!

— Валечка, выдай, пожалуйста, пару бутылочек для поддержания традиций, — попросил Станиславович, но увидев воинственный взгляд «хранителя» спиртного, добавил: — Хорошо, одну, но побольше.

Народ захихикал, Валя тоже улыбнулась и достала бутылку.

Как и предполагали, почтить традиции одной бутылкой не получилось. Пошла вторая, третья… Традиции уважали все.

Настроение поднялось, все в предвкушении возвращения домой мирно сидели на поляне. Артур перевернул их бывший котелок и начал выстукивать по нему незамысловатый ритм.

На некоторых, а если быть точнее, то на Великопольского, спиртное подействовало, как снотворное, а экспромт Артура, как колыбельная.

Павел задремал. «…Странно, ногти на пальцах ног накрашены синим цветом, и не только у него — рядом такие же. Чьи это? Возле него сидел смуглый туземец, а вокруг еще какие-то незнакомые люди. «Все — таки остров обитаем!» — мелькнула в голове догадка. Они танцуют вокруг костра странный, но заводной танец. Ему нравится, он улыбается… Павел с удивлением обнаруживает на себе только пальмовые листья поверх плавок…»

— Ой, Артур, а у тебя есть уже один поклонник! Смотри, как Великопольскому нравится твоя «музыка»! — Вася, хохоча, показал на улыбающегося во сне Павла.

Фима подошёл к Артуру, присел:

— А что если вот так?! — и немного изменил ритм, ускорив.

Берёзе понравилось, он заулыбался и продолжил.

«…Танцующие заметили его, пригласили жестом к себе, он с радостью присоединился. Его выдвинули в центр круга солировать. Ритм ускоряется, все аплодируют, он счастлив, смеется…»

— Посмотрите, как нашего «меломана» прет! — Вася снова обратил всеобщее внимание на спящего.

— Вась, иди лучше сюда, — позвал Фима, по его лицу было видно, что он что-то затевает.

Василий подошёл, Жандр вручил ему миски и показал, как по ним постукивать, вторя Артуру. Затем набрал в железную кружку маленьких камешков и стал ими трясти, как маракасами.

— Платон Станиславович, возьмите, — и вручил ему импровизированный музыкальный инструмент.

Станиславович с большим удовольствием принялся «подыгрывать барабанщикам».

У них получался простенький, но зажигательный ритм.

«… Счастливый Великопольский продолжает свое соло, как вдруг откуда-то появляется очень колоритная женщина необъятных размеров и, схватив Павла, крепко прижимает к себе и кружит его в танце. Он тонет в её формах и задыхается. Все плывёт вокруг, а она все не отпускает и кружит, и кружит. Затем резко останавливается и страстно целует. Выпустив его из объятий, она загадочно улыбается, обнажив белоснежные зубы, так контрастировавшие с ее цветом кожи, и неведомо откуда достаёт свадебную фату, водружает на свою курчавую шевелюру и лукаво подмигивает…»

— Ааа! — заорал Великопольский.

Музыканты остановились. Элла подошла к Павлу и стала его тормошить.

— Ааа! — продолжал кричать спящий.

Элла плеснула на мужчину водой и он проснулся, все еще крича. Увидев недоуменные взгляды коллег, замолчал и немного смутился:

- Тьху ты, приснится же такое!

- Что, Павел, совесть мучает во сне? — спросила Дарья.

— Давно уже от нее избавился, как от пережитка прошлого! — парировал уже окончательно пришедший в себя Великопольский.

Их спор прервал Станиславович, предложив снова «по пять капель». Павлу лично поднес со словами:

— Лучшее средство от кошмаров! Этот, как его?! О! Вспомнил! Антидепрессант!

Выпили, закусили, и душа вновь попросила музыки.

Музыканты взялись за свои инструменты, Фима напомнил ритм. Общественность пришла в полный восторг.

Фима, к всеобщему удивлению, вышел на средину и стал выделывать такие замысловатые «па», что народ с увлечением подсел поближе, наблюдая за его танцем.

Дарья взглянула, улыбнулась и прикрыла глаза рукой, жестом давая понять: «Что ты творишь?!».

Ростислав с удивлением обнаружил, что она не собирается ему препятствовать.

Великопольский расцвёл: он увидел цель.

— Что-то, Фима, ты ведёшь себя последнее время как…, - он повернулся к Даше и громким шёпотом добавил «баба».

Выражение лица Дарьи стало просто ледяным, она еле себя сдерживала.

Реплики Великопольского встретили явное неодобрение, на него зашикали.

Но он продолжал потешаться: