Инсайт. Почему мы не осознаем себя так хорошо, как нам кажется, и почему отчетливое представление о себе помогает добиться успеха в работе и личной жизни - Таша Эйрих

Мы уже знаем, что самонаблюдение может стать препятствием на пути к инсайту. Следовательно, руминация — многометровый забор, отделяющий вас от познания себя. Погружаясь в нее, мы тратим столько сил на анализ того, что с нами не так, что у нас остается мало психической энергии на изучение столпов инсайта. Один из «единорогов» сказал: «Если слишком долго разглядывать то, что показывает зеркало заднего вида, то наверняка врежешься в фонарный столб». Вот почему, по данным исследований, несмотря на непрерывную проработку своих чувств, люди, подверженные руминации, менее точно определяют свои эмоции[309]: их разум настолько сосредоточен на событии и своей реакции на него или на личных недостатках, что упускает из виду общую картину[310].

Еще одна причина того, почему руминация угрожает инсайту, состоит в том, что по сути своей она представляет собой одну из стратегий избегания[311]. На первый взгляд, такая мысль может показаться странной, поскольку этот процесс подразумевает постоянные размышления о проблемах. Однако в действительности, зацикливаясь на причинах и смысле негативных событий, мы не отпускаем эмоции, которые они у нас вызывают, что может быть еще более мучительным, чем ходьба по кругу в мыслях. Вообще между руминацией и стратегиями избегания, такими как алкоголизм, например, даже существует корреляция[312]. В ходе одного исследования с участием людей, проходивших курс лечения от алкогольной зависимости, было установлено, что у людей, склонных к руминации, вероятность вернуться к прежнему уровню алкоголизма на 70 процентов выше, чем у тех, кто ей не подвержен[313]. Кроме того, по данным исследований, склонные к руминации люди просто стремятся избегать людей и ситуаций, которые провоцируют погружение в болезненные размышления, а не разбираются в проблеме[314].

По всем этим причинам руминация однозначно снижает нашу способность точно понимать свое внутреннее «я». И несмотря на то что этот процесс в значительной мере направлен внутрь себя, он может нанести вред внешнему самоосознанию. Прежде всего, склонные к руминации люди настолько заняты самобичеванием, что даже не думают о том, как они выглядят в глазах других людей. Как правило, они избегают обратной связи или игнорируют ее, чтобы она не отправила их в кроличью нору. В итоге они бывают не способны взглянуть на происходящее с точки зрения другого человека, а также демонстрируют более высокий уровень нарциссизма и поглощенности собой, чем люди, не склонные к руминации[315].

Возникает искушение предположить, что «единорогам самоосознания» посчастливилось не быть обремененными таким злым недугом, как руминация. В конце концов, они ведь единороги, не правда ли? Однако хотя эти люди и погружаются в болезненные размышления гораздо реже, чем большинство из нас, они тоже не застрахованы от этого: всего 7 процентов из них сообщили, что никогда не зацикливались на каких-то переживаниях. Однако, по нашим наблюдениям, они прибегают к двум несколько отличным тактикам.

Во-первых, «единороги» быстрее распознают, когда руминатор подкрадывается к ним, поэтому им удается его остановить. В действительности примерно три четверти из них пресекали руминацию в самом начале; какие стратегии они для этого использовали, мы обсудим далее. Во-вторых, их отношение к руминации в принципе было основано на принятии себя. Одна женщина, бывшая учительница, а теперь домохозяйка и мать четверых детей, объясняет: «Невозможно стремиться к полному отсутствию руминации, так как это часть жизни. Для меня важно как можно скорее понять, что я втягиваюсь в этот порочный круг, и придумать, как от этого избавиться, а не расстраиваться из-за того, что это произошло». Другая женщина (моя сестра Эбби, с которой мы встретимся в следующей главе) говорит: «Руминация сродни буре. Она налетает, заливает все дождем, а затем уходит, и остается только чистое небо. И один из способов справиться с ней — просто не беспокоиться по этому поводу!»

Но вернемся к неудачному выступлению Марши. Я еще не упоминала о том, что Марша — один из наших «единорогов», а также что то событие стало для нее вехой на пути к самоосознанию. Пока Марша, словно Алиса, летела в кроличью нору, ее команда в MyLifeLine.org подсчитывала, сколько средств ей удалось собрать во время того мероприятия. Наконец сумма была получена, и глава организации собрала персонал в конференц-зале. Угрожающим тоном она объявила: «Я буду говорить прямо». Марше стало дурно. Какое-то время она терзала себя мыслью, что фактическая сумма будет отнесена на счет ее провала, причем этот факт раскроется в присутствии всей команды.

Однако Марша услышала другие слова: «Это было самое успешное мероприятие по сбору средств из всех проведенных нами». В этот момент на Маршу снизошло озарение: пока она мучилась из-за своего провала, все остальные давным-давно о нем забыли — если уж на то пошло, у них были более важные темы для размышлений. А ее личный, не самый выдающийся результат ни в коем случае не приуменьшал успеха всего мероприятия.

Осознав это, Марша взяла за правило каждый раз, когда ей грозит падение в кроличью нору, задавать себе вопрос: «Так ли это важно для всех остальных, как и для меня?» В случае отрицательного ответа она пытается не придавать произошедшему значения. По существу, напоминание себе о том, что наши ошибки не волнуют других людей в такой степени, как нам кажется, и есть стратегия пресечения руминации, о которой наши «единороги» упоминали чаще всего.

Помочь нам справиться с руминацией может еще одна установка, открытая в 1980-х годах психологами Кэрол Дуэк и Кэрол Динер[316]. Наблюдая за тем, как пятиклассники решают задачи, Дуэк и Динер обратили внимание на то, что дети подходят к выполнению заданий двумя разными способами. Одни ученики были больше озабочены успеваемостью (назовем их детьми, которым важно получить результат), тогда как другие придавали большее значение обучению и совершенствованию (назовем их детьми, для которых важно чему-то научиться). Когда ученики успешно справлялись с заданиями, члены обеих групп были увлеченными и счастливыми — и в этом не было ничего неожиданного. Однако когда дети не справлялись с заданиями, между ними появлялось существенное различие. Дети, для которых был важен результат, огорчались и относили свои неудачи на счет личных недостатков (руминатор проявлял себя во всей красе). Кроме того, они демонстрировали различные варианты поведенческой реакции «это глупо, я забираю свои игрушки и ухожу домой» — например, хвастали своими способностями в других областях или говорили исследователям, что им скучно. Зная то, что теперь нам известно о руминации, вряд ли стоит удивляться, что впоследствии способности к решению задач у двух третей этих учеников ухудшались.