«Если», 2016 № 02 - Журнал «Если»
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жуан посмотрел ей в глаза. И ничего не ответил, ни мысленно, ни вслух. Для него это был способ высказать все, что ему требовалось сказать.
И они стояли так еще долго.
* * *
Поначалу бог сотворил людей бессмертными, как ангелов.
Пока Адам и Ева не решили отведать плодов дерева познания добра и зла, они не старели и никогда не болели. Днем они ухаживали за райским садом, а по ночам наслаждались друг другом.
Да, я полагаю, что райский сад был немного похож на палубу гидропоники.
Иногда их навещали ангелы, и — как писал Мильтон, родившийся слишком поздно, чтобы попасть в обычную Библию, — они беседовали и размышляли обо всем. Вращается ли Земля вокруг Солнца, или наоборот? Есть ли жизнь на других планетах? Есть ли пол у ангелов?
Нет, я не шучу. Можете поискать это в компьютере.
Итак, Адам и Ева были вечно молодыми и постоянно любопытными. Они не нуждались в смерти, чтобы придать жизни цель, получить стимул учиться, работать, любить, обрести смысл существования.
Если эта история правдива, то мы никогда не должны были умирать. И знание добра и зла воистину было знанием, достойным сожаления.
* * *
— Ты знаешь очень странные истории, прабабушка, — сказала шестилетняя Сара.
— Они очень старые, — ответила Мэгги. — Когда я была девочкой, моя бабушка рассказывала много сказок, а я много читала.
— Ты хочешь, чтобы я жила вечно, как и ты, не старела и не умерла, как моя мама?
— Я не могу указывать тебе, что делать, милая. Тебе придется самой это решать, когда ты повзрослеешь.
— Как со знанием о добре и зле?
— Примерно так.
Наклонившись, она как можно нежнее поцеловала свою пра-пра-пра-пра… — она давно сбилась со счета — правнучку. Как и у всех детей, родившихся на корабле с низкой силой тяжести, косточки у нее были тонкие и хрупкие, как у птички. Мэгги выключила ночник и вышла.
Хотя через месяц ей предстояло отпраздновать четырехсотый день рождения, выглядела Мэгги ни на день не старше тридцати пяти. Рецепт фонтана молодости, последний дар Земли колонистам, посланный до того, как всякая связь прервалась окончательно, работал отлично.
Она остановилась и ахнула. Перед дверью ее комнаты ждал мальчик лет десяти. Бобби, сказала она. Если не считать совсем маленьких детей, которым еще не вживили импланты, все колонисты теперь общались мысленно, а не речью. Так было быстрее и интимнее.
Мальчик смотрел на нее молча, не передавая ей никаких мыслей. Ее поразило, насколько он похож на отца. Такое же выражение лица, те же манеры, даже такой же способ говорить не разговаривая.
Вздохнув, она открыла дверь и вошла следом за ним.
Еще один месяц, сказал он, сидя на краю койки так, чтобы ноги не болтались.
Все на корабле уже отсчитывали дни. Через месяц они выйдут на орбиту четвертой планеты системы 61 Девы, пункта их назначения, новой Земли.
После посадки ты не передумаешь насчет… — она запнулась на секунду, но договорила — …своей внешности?
Бобби покачал головой, по его лицу скользнула тень мальчишеской раздражительности. Мама, я принял решение уже давно. Смирись. Мне нравится, какой я есть.
* * *
В конечном итоге мужчины и женщины «Морской пены» решили предоставить выбор вечной молодости каждому.
Холодная математика замкнутой экосистемы корабля означала, что, когда кто-то выбирал бессмертие, ребенок должен был оставаться ребенком до тех пор, пока кто-то не решит постареть и умереть, открыв вакансию для нового взрослого.
Жуан выбрал состариться и умереть. Мэгги решила остаться молодой. Они устроили семейный совет, немного похожий на развод.
— Кому-то из вас придется стать взрослым, — сказал Жуан.
— Кому? — спросила Лидия.
— Мы считаем, что это решать вам, — сказал Жуан и взглянул на Мэгги. Та неохотно кивнула.
Мэгги подумала, что муж поступает жестоко и несправедливо, ставя детей перед таким выбором. Как могут дети решать, хотят ли они стать взрослыми, если даже не представляют, что это означает.
— Это не более несправедливо, чем нам с тобой решать, хотим ли мы стать бессмертными, — возразил Жуан. — Мы тоже не знаем точно, что это означает. Ужасно ставить их перед таким выбором, но еще более жестоко было бы решать за них.
Мэгги пришлось согласиться, что тут он прав.
Создавалось впечатление, будто они просят детей принять чью-то сторону. Но, возможно, в этом и был смысл.
Лидия и Бобби переглянулись и молча приняли решение. Лидия встала, подошла к Жуану и обняла его. Одновременно Бобби обнял Мэгги.
— Папа, — сказала Лидия, — когда мое время придет, я сделаю такой же выбор, что и ты.
Жуан еще крепче обнял ее и кивнул.
Потом Лидия и Бобби поменялись местами и снова обняли родителей, делая вид, что все хорошо.
Для тех, кто отказался от процедуры, жизнь шла по прежнему плану. По мере того как Жуан старел, Лидия взрослела, превратившись сперва в неуклюжего подростка, а потом в прекрасную молодую женщину. Она выбрала себе инженерную специализацию, как и предсказывали тесты ее профессиональной пригодности, и решила, что ей действительно нравится Кэтрин, застенчивая молодая докторша. Компьютеры предположили, что она станет для Лидии хорошим партнером.
— Согласишься ли ты состариться и умереть вместе со мной? — спросила однажды Лидия пунцовую от смущения Кэтрин.
Они поженились и завели двух своих дочерей — чтобы заменить матерей, когда придет их время.
— Ты сожалела когда-нибудь, что выбрала этот путь? — как-то спросил ее Жуан.
В то время он был уже очень стар и болен, и через две недели компьютер назначит препараты, которые позволят ему заснуть и не проснуться.
— Нет, — ответила Лидия, держа отца за руки. — Я не боюсь уступить дорогу, когда на мое место придет нечто новое.
«Но кто вправе сказать, что это «нечто новое» — не мы?» — подумала Мэгги.
В каком-то смысле ее сторонники одерживали верх в этом споре. С годами все больше колонистов решало вступить в ряды бессмертных. Но потомки Лидии всегда упрямо отказывались. Сара оказалась последним ребенком на корабле, кто не подвергся процедуре. Мэгги знала, что она станет скучать по этим вечерним сказкам, когда правнучка вырастет.
Бобби застыл в физическом десятилетнем возрасте. И он, и другие вечные дети с трудом встраивались в повседневную жизнь колонистов. За плечами у них были десятилетия — а иногда и столетия — жизненного опыта, но при этом они сохраняли детские тела и мозги. Обладая знаниями на уровне взрослых, они отличались детской эмоциональностью и