Инженер. Часть 1. Набросок - Евгений Южин

Курт был моим хранителем и связью с внешним миром. Считалось, что медная руда, которую здесь много лет добывали, иссякла и шахта заброшена. Но это было не так. По неизвестным мне причинам семья Ур — владельцы рудника — не бросили, а законсервировали его много лет назад. Недалеко, вниз по течению крохотной речушки, располагалась вполне себе действующая шахта. Курт числился смотрителем и почти безвылазно жил здесь. У него была небольшая плоскодонка, снабженная магическим движителем, и он периодически спускался вниз, чтобы пополнить запасы. Однако на самом деле у него была еще одна функция — на якобы заброшенном руднике располагалась гостиница для важных особ, которым по каким-то причинам следовало на время исчезнуть из цивилизованных мест.

Самое интересное — что я толком не представлял, где все это находится, хотя от меня ничего не скрывали. Понимал, что это какой-то очень мелкий приток чего-то, что ниже впадало в еще что-то, что впадало в Орнеж. Мы находились в узкой долине на краю Облачного края, обрывистые скалистые склоны которой препятствовали любому проникновению наверх. Местность вокруг плотно заросла знакомым мне лесом из деревьев-шишек, и единственной дорогой была мелкая речка, пробраться по которой могла только плоскодонка Курта. Через одно из распахнутых окон я мог любоваться скалистой впадиной, на дне которой располагался рудник. Бывший офис, а также мастерская, кузница, технические и подсобные помещения приютились на скале, возвышающейся над провалом. На каменном выступе скалы, торчащей, как единственный оставшийся зуб во рту беззубого старца, выстроили по обычаям этих мест четыре прямоугольных здания, которые должны были бы соединяться внутренними галереями, но из-за недостатка и неровности площадки ограничились деревянными мостиками с перилами, соединяющими угловые башни. Самая высокая из башен, двухэтажная, была в моем полном распоряжении.

Я размышлял об артефактах. Скелле, похоже, вовсе не питали безудержной ненависти к ним. Более того, артефакты по-прежнему окружали их, и они даже участвовали в их создании — достаточно было вспомнить о пеналах, движителях лодок, холодильниках, о предметах, модифицированных магией самих скелле. Похоже, что они ненавидели не артефакты, а людей, которые могли их создавать без участия и контроля магов из древнего женского ордена. Неважно, кто это был — мужчина или женщина, смерти подлежал каждый, кто мог использовать могущество таинственного источника без ведома скелле. В силу природных особенностей чаще такими людьми были мужчины, и с учетом того факта, что истинные скелле были монашками, соблюдающими обет безбрачия, это привело к гипертрофированному преследованию именно мужчин. Ведь никто не уничтожал, во всяком случае планомерно, тех же маути. От них всего лишь потребовали, и то не сразу, присяги перед орденом. До сих пор от них не требовали становиться монахами.

Курт, между прочим, был видящим и какое-то время служил в ордене по военной части. Как мужчина, он не мог быть членом ордена, но, насколько я понял, орден располагал большим количеством наемных сотрудников, которые формально членами ордена не являлись. Он был неразговорчив о тех временах, и все, что мне удалось выяснить из общения с ним, — это та лютая ненависть к скелле, которую он носил в себе. Я предполагал, что это было связано с его семьей, так как эта тема также относилась к области табу.

Однако о Скелле вообще и о порядках в ордене он рассказывал охотно и немало знал об этом. Так как мой первый проект был связан с транспортом, меня интересовало, могли ли скелле летать. Ведь однозначно понятно, что они могут с легкостью создавать генерирующие импульс движения заклинания — термин, который я использовал, чтобы описывать различные эффекты, проявлявшиеся при трансформации энергии источника. Что мешало им направить его на себя? Курт рассказал, что многие из них действительно умеют что-то подобное. Во всяком случае, он видел, как скелле опускаются или поднимаются вдоль стены Башни Волшебницы в Арракисе14 — столице Мау. Но он никогда не видел, чтобы они свободно летали, хотя и слышал о таких искусницах. Правда, когда я стал выспрашивать о них подробности, выяснилось, что все известные ему имена летуний принадлежали погибшим скелле. Было обоснованное подозрение, что погибшим именно благодаря своему умению — попросту разбившимся. Описание того, что он видел лично, а не историй, которые он слышал, навело меня на предположение, почему так происходило. Для того чтобы ваше тело поднялось в воздух, вам необходимо приложить импульс к какой-то его части. Такую точку приложения силы невозможно выбрать в районе центра масс или выше, так как не очень приятно или полезно взмыть в воздух, вздернутым за ваши собственные внутренние органы или даже за отдельные части позвоночника. Поэтому скелле ориентировали импульс на подошвы обуви — крайне неустойчивое положение. Любая ошибка в таком упражнении вела к потере устойчивости, опрокидыванию с последующей неизбежной катастрофой, так как вернуть концентрацию сознания, суметь, воздействуя только на определенные точки тела, остановить беспорядочное вращательное движение, затем сориентировать тело в нужное положение и остановить падение невозможно. Даже чтение описания этих действий занимает больше времени, чем необходимо для возвращения на грунт с очевидными последствиями. Решение этой проблемы было очевидно с точки зрения любого человека, воспитанного в технической культуре Земли. Здесь же, где создание артефактов — опасное и преступное занятие, это было почти невозможно. У меня в голове был бесконечный выбор вариантов действий. Простейший — идти по пути предков на заре воздухоплавания, создавая подобие воздушного шара с корзиной, в которой установлен движитель, и чебурашкой на месте крепления воздушного шара. Предельно устойчивое положение. Естественно, я запланировал нечто более совершенное, и Курт, который мне охотно помогал, уже собрал по моим чертежам корпус будущего летательного аппарата.

В дальней башне сейчас стоял каркас сигарообразной формы, набранный из деревянных стрингеров и шпангоутов, опиравшийся на две лыжи. Прямо над проемом в корпусе для экипажа на стойках было смонтировано короткое крыло с местом для установки чебурашки. Весь этот узел, включавший гондолу экипажа на двух человек, крепления крыла и шасси, был усилен металлической силовой рамой. На тонком конце сигары монтировалось хвостовое оперение. В целом вся эта конструкция напоминала заготовку земного самолета с обрезанными крыльями. Курт сейчас спустился вниз за материалом для оклейки корпуса — каким-то нетканым тонким и плотным полотном, которое изготавливали на юге из местной версии баобаба. Еще оставался не установленным узел для крепления небольшой подвижной носовой чебурашки, который должен был задавать тягу моему самолету, и сам движитель, который должен был располагаться между членами экипажа в центре масс аппарата. Управление по курсу предполагалось осуществлять первое время по-старому, отклоняя хвостовое оперение. Позже я планировал установить в хвосте самолета отдельный движитель с двумя чебурашками для разворота его по-вертолетному.

Мои собственные усилия сконцентрировались на изготовлении собственно движителя. Мне предстояло собрать из отобранных и откалиброванных кристаллов гипса две фазированные антенные решетки большего и меньшего размеров, которые будут активными ядрами движителя. Была бы здесь Ана — и она бы могла создать активное ядро без особых ухищрений, да к тому же работающее безостановочно и без механического вращения антенн. Но Курт, конечно, ничего не знал о ее планах, да и вообще много сказать мне не мог, кроме того, что мне велено помогать и ждать. Поэтому я вынужден был мастерить еще и привод для вращения активных ядер. Для этого я поступил самым примитивным образом, построив из набора шкивов и педалей первый на планете велосипед — во всяком случае, я полагал, что первый. Усилие на приводе было минимальным, и я считал, что это не будет значительно отвлекать пилота. На скорую руку собранная конструкция была не отлажена, шкивы или заедали, или скидывали ремень передачи — руки до их отладки никак не доходили.