Магнус Чейз и боги Асгарда. Книга 3. Корабль мертвецов - Рик Риордан

– Эй, приятель! – Джековы руны замигали как неоновая вывеска. – Хочешь послушать историю? Или песню? А хочешь, станцуем?

Пока Туманный Теленок соображал, что за наваждение его постигло, я занялся Ти Джеем.

Положив обе ладони ему на грудь, я призвал силу Фрея.

Солнечный свет разлился по синему сукну мундира. Тепло проникло внутрь, сращивая изломанные ребра, заживляя проколотые легкие, распрямляя смятые органы, которые, будучи смятыми, оставались безжизненными.

Моя целительная сила изливалась на Томаса-Джефферсона-младшего, а взамен в мою голову потекли его воспоминания. Вот его мама в линялом бумажном платье. Волосы ее поседели прежде времени, а лицо состарилось от тяжкого труда и забот. Она стоит на коленях перед десятилетним Ти Джеем, крепко держа его за плечи, словно боится, что сынишку унесет ураганом.

– Никогда не смей больше прицеливаться в белого, – журит она мальчика.

– Мам, но это же просто палка, – оправдывается тот. – Я же играл!

– Не положено тебе играть! – резко обрывает его мать. – Тебе игрушки с палкой, а белый не посмотрит, что ты целился понарошку. Он возьмет, да из ружья в тебя выстрелит. Одно дитя я уже потеряла, Томас. Ты меня слышал?!

И она трясет Ти Джея за плечи, чтобы тот затвердил ее слова назубок.

Вот другая картинка: Ти Джей уже подросток. Он читает листовку, прибитую к кирпичной стене возле пристани.

Сердце у Ти Джея колотится как ненормальное. Никогда он не испытывал такого восторга. У него прямо руки чешутся поскорее взять винтовку. Он слышит зов – настойчивый, неодолимый. Это как на кулачных боях в переулке, за маминой таверной. Его вызывали – он дрался, и так много-много раз. Но этот нынешний зов особенный. Он обращен к нему, к Ти Джею, – и Ти Джей примет вызов.

Ти Джей и его товарищи сидят в трюме, на корабле Союза. Корабль качает вверх-вниз, то и дело кого-то из парней тошнит в ведро. Рядом с Ти Джеем его друг, Уильям Г. Батлер, он уныло жалуется вслух: «Они привезли наших предков на невольничьих кораблях. Они освободили нас. Они обещали нам заработок. И снова засунули нас в корабельное брюхо!» Но Ти Джей молчит, только сильнее стискивает винтовку, его сердце радостно бьется. Он гордится своим мундиром. Гордится звездно-полосатым флагом, который полощется на мачте где-то у них над головой. Союз вручил ему настоящую винтовку. Ему платят за то, что он будет стрелять в мятежников. В тех самых белых, которые без раздумий убили бы его, дай им волю. И Ти Джей усмехается в темноте.

А теперь он бежит по ничейной полосе к форту Вагнер, вокруг от пальбы дым столбом, как в долине гейзеров. Воздух густой, плотный от запаха серы, от криков раненых, но Ти Джей ни на что не обращает внимания. Он видит только своего врага, Джеффри Туссена, который дерзнул бросить ему вызов. Ти Джей целится, и стреляет, и радуется внезапному страху в глазах Туссена.

Теперешний Ти Джей глубоко вздохнул. За янтарными линзами его взгляд прояснился.

– Я налево, ты направо, – прохрипел он.

Я перекатился на спину. Соображать, где лево, где право, у меня времени не было. А Ти Джей поднял винтовку и выстрелил.

Надо сказать, что Хгунгниру удалось наконец отвертеться от ласк Крафт-Керамики. Поэтому великан навис над нами, вскинув кувалду для решающего удара. Но тут грянул выстрел, и пуля Ти Джея лишила йотуна последнего глаза.

– АРРР! – Хрунгнир выронил оружие и бессильно бухнулся посреди Королевской площади, сокрушив своим масштабным задом парочку скамеек.

Крафт-Керамика болтались на ближайшем дереве, потрепанные и побитые. Их левая нога свисала с ветки футах в десяти над их головой. И все же, увидев, в какую передрягу попал Хрунгнир, они радостно завертели головой, издавая звук, весьма напоминающий смех.

– Беги! – приказал Ти Джей. – Спасай Алекс!

Я вскочил и побежал.

Джек все еще развлекал Муккеркалфе, однако его песенно-плясовой репертуар успел тому изрядно наскучить (С репертуаром Джека это, кстати, происходит регулярно.) Туманный Теленок шлепнул назойливый меч культей. И назойливый меч накрепко приклеился к влажной глинистой руке.

– Фу-у-у! – заверещал Джек. – Отпусти меня!

У Джека, если честно, есть небольшой пунктик насчет чистоты. Как-никак он тысячу лет пролежал на дне реки Чарльз, поэтому от грязи и ила его слегка воротит.

Пока Муккеркалфе топтался, пытаясь избавиться от болтливого оружия, я занялся спасением Алекс. Она лежала, раскинув руки, вся с головы до пят в глине, постанывала и шевелила пальцами.

Алекс не любит, когда я ее исцеляю. Потому что я, выходит, заглядываю в ее эмоции и воспоминания. Но тут ничего не поделаешь, это часть исцеления. Однако сейчас я решил, что спасти ее жизнь важнее, чем соблюсти личное пространство.

И я положил руку ей на плечо. Из моих пальцев начал просачиваться золотой свет. Тепло заструилось по телу от плеча, к самому нутру Алекс.

Я уже приготовился увидеть очередные ужасы. Что-нибудь про ее кошмарного папочку, или как ее изводили в школе, или как колотили в ночлежке для бездомных.

Но вместо всего этого я увидел одно-единственное воспоминание – самый обыкновенный завтрак в гостиной на нашем этаже. Мимолетная зарисовка – тупой Магнус Чейз, каким Алекс меня видит. Я сижу за столиком напротив нее и улыбаюсь какой-то ее шутке. Между зубов у меня застряла крошка хлеба. Волосы, как обычно, нечесаные. Я сижу весь такой безмятежный и довольный, и видок у меня донельзя придурковатый. И вдруг я ловлю взгляд Алекс и смотрю ей в глаза. Чуточку дольше, чем надо. И от этого делается неловко. А потом я краснею и отвожу взгляд.

Вот такое воспоминание.

Я ведь даже помню то утро. Помню, как думал: «Ну вот, опять себя вел, как дурак». И все-таки событие, прямо скажем, не эпохальное.

Так почему же оно оказалось наверху в стопке Алексовых воспоминаний? И почему мне вдруг стало так хорошо, когда я увидел свою придурковатость глазами Алекс?

Она резко открыла глаза. И скинула мою руку с плеча:

– Хватит уже.

– Извини, я…

– Я направо, ты налево!

Мы с Алекс раскатились в стороны. Кулак Муккеркалфе, уже не отягощенный Джеком, впечатался в тротуар между нами. Краем глаза я заметил Джека: тот привалился к двери аптеки, весь перемазанный в глине, и скорбным голосом умирающего героя возвещал:

– Я погиб! Я погиб!

Глиняный воин поднялся. Ну, вот нам и конец, понял я. От Джека толку сейчас мало. Нам с Алекс вообще драться не положено. И вдруг посреди этих моих мрачных дум на Муккеркалфе обрушилась глиняная глыба. Оказалось, Крафт-Керамике как-то удалось сползти с дерева. Левой ноги у них больше не было, от правого кулака остались одни черепки. Но, несмотря на потери, Крафт-Керамика были полны решимости испытать себя на поприще берсерка. Навалившись на неприятеля, КК мощным рывком разорвали ему спину и принялись разбрасывать комья сырой глины, словно разгребая обвалившийся котлован.