Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна - Сэмюэл Дилэни

– Мммммм! – Таможенник даже привстал.

– Тише, тише! Все в порядке. Вот тут защелка – посмотрите в зеркало – открывать клетку. Вы его потом научитесь выпускать, чтобы он делал всякие штуки, но на это уйдет время. Так что немного терпения. Так, включаю чувствительность.

Хирург отсоединил электроды, и Эпплби присвистнул.

– Покалывает? Через час примерно пройдет. Если вдруг покраснеет или начнется воспаление, сразу приходите. Вообще, у нас тут все стерильно, но раз в пять-шесть лет кто-нибудь все же подцепляет инфекцию. Рубашку можете надеть.

На улице таможенник подвигал плечом:

– Говорят, рука будет работать точно так же, как раньше. – Он поморщился. – Что-то в пальцах ощущение странное. Может, он нерв защемил?

– Вряд ли, – ответил Т’мварба, – а вот вы сейчас защемите, если будете так крутить. И вивалента сползет. Пойдемте лучше поедим.

Эпплби потрогал плечо:

– Так странно. Там дырка в три дюйма, а рука работает.

– Стало быть, – сказал Т’мварба, отпивая из кружки, – это Ридра привела вас сюда впервые.

– Да. На самом деле мы встречались только раз, вот тогда. Она улетала по государственному делу и набирала экипаж, а меня взяла с собой, чтобы я просто проверял индексы. Но в тот вечер во мне что-то перевернулось.

– Что же?

– Я познакомился со странными, дикими людьми, каких я в жизни не видел. Они по-другому думали, вели себя, даже по-другому занимались любовью. И благодаря им я тогда и смеялся, и злился, и радовался, и грустил, и блаженствовал, и даже чуточку влюбился. – Он посмотрел на сферу под потолком. – И они уже не казались мне такими странными и дикими.

– То есть с коммуникацией в тот вечер трудностей не было?

– Нет. Я понимаю, с моей стороны нахально называть ее просто Ридра. Но у меня такое чувство, будто она… мой друг. Я одинокий человек в городе одиноких людей. И когда находишь место, где… нет трудностей с коммуникацией, хочется вернуться и проверить, не получится ли снова.

– И как?

Данил Д. Эпплби перевел взгляд с потолка и начал расстегивать рубашку.

– Давайте будем ужинать. – Он сбросил рубашку на спинку стула и поглядел на запертого в руке дракона. – Как бы там ни было, а вернуться хочется.

Он взял рубашку со спинки стула, аккуратно сложил и убрал вниз.

– Доктор Т’мварба, вы не знаете, зачем вас зовут в Штаб-квартиру?

– Наверное, по поводу Ридры и этой записи.

– Просто вы сказали, вы ее врач, и я очень надеюсь, что дело не в этом. Если с ней что-то случилось, это ужасно – то есть ужасно для меня. За один тот вечер она мне столько всего объяснила, и так легко. – Он усмехнулся и провел пальцем по краю клетки. Изнутри раздались булькающие звуки. – Причем, когда она все это говорила, в мою сторону по большей части и не смотрела.

– Надеюсь, с ней все в порядке, – ответил Т’мварба. – Очень надеюсь.

Еще до посадки он упросил капитана «Полуночного сокола» разрешить ему переговорить с диспетчерской.

– Можно узнать, когда прилетел «Рембо»?

– Минуточку. Он вообще, кажется, не прилетал. По крайней мере, за последние полгода. Могу поднять архивы…

– Да нет, я спрашиваю про последние несколько дней. «Рембо» точно не прилетал? Под командованием Ридры Вон?

– Вон? Она прибыла вчера, если не ошибаюсь. Но не на «Рембо», а на военном корабле без опознавательных знаков. Еще разбираться пришлось: серийные номера с труб спилены напильником, даже заподозрили, что он в угоне.

– Как было самочувствие капитана Вон?

– Кажется, она передала командование своему…

Голос оборвался.

– Ну?

– Простите, сэр. На этот отчет поставили гриф «секретно». Я наклейку сразу не заметила – а подшили по ошибке в обычную папку. Больше сообщить ничего не могу. Информация только для лиц с допуском.

– Я доктор Маркус Т’мварба! – авторитетно произнес ученый, понятия не имея, произведет ли это какое-нибудь впечатление.

– А, тут о вас написано. Но допуска у вас нет.

– Так что написано-то, барышня?

– Что, если вы будете спрашивать, направить вас прямо к генералу Форестеру.

Через час он вошел в кабинет генерала:

– Что с Ридрой?

– Где запись?

– Раз Ридра отправила ее мне, значит так надо. Захотела бы передать вам – послала бы вам. Так что пока у меня побудет.

– Знаете, доктор, я надеялся на вашу помощь.

– А я и помогаю: прилетел же. Но если вам что-то от меня нужно, я сперва должен четко понять, что происходит.

– Невоенная у вас логика, – сказал Форестер, выходя из-за стола. – Что-то в последнее время сталкиваюсь с ней все чаще. Не очень она мне нравится. Хотя и не то чтобы совсем не нравится.

Космолетчик в зеленой форме присел на край стола, потрогал пальцами звезды на воротнике, задумался.

– Мисс Вон – первый человек за долгое время, которому я не мог сказать: делай то, делай это, а будешь задавать вопросы – пожалеешь. Когда мы в первый раз встретились по поводу Вавилона, я думал, дам ей запись, а она мне вернет ее на английском. Но она отрезала: нет! Сперва расскажите подробнее. Впервые за четырнадцать лет мне кто-то приказал что-то сделать. Да, было неприятно, но я ее зауважал.

Он опустил руку на колени, словно защищаясь. (Защищаясь? Это Ридра научила его так интерпретировать этот жест? – задумался Т’мварба.)

– Так легко бывает застрять в своем маленьком мирке. И когда к тебе пробивается голос из другого мира, это важно. Ридра Вон…

Генерал замолк, а на его лице застыло выражение, от которого у Т’мварбы, наученного Ридрой, по спине пробежал холодок.

– Как она, генерал Форестер? Она здорова?

– Не знаю, – ответил генерал. – У меня в задней комнате сидит женщина – и мужчина. Даже не знаю, можно ли считать эту женщину Ридрой Вон. Одно ясно: это не та женщина, с которой я на Земле разговаривал о Вавилоне-семнадцать.

Но Т’мварба уже подскочил к двери, распахнул ее.

Сидящие в комнате мужчина и женщина подняли на него взгляд. Мужчина – мощный, атлетически сложенный, с волосами янтарного цвета – каторжник, понял врач по отметине на руке. Женщина… Он уперся руками в бока.

– Так, что я сейчас собираюсь тебе сказать?

– Непонимание, – ответила она.

Ритм дыхания, форма сложенных на коленях рук, линия плеч, все подробности, чью важность она ему показывала тысячи раз, – за страшное время, протянувшееся между вдохом и выдохом, он осознал, как на самом деле много они значат. На миг он пожалел, что она ему столько всего объяснила, потому что все эти знакомые мелкие черточки исчезли, и их отсутствие в привычном теле пугало куда больше, чем шрамы и увечья.