Эйнштейн - Максим Чертанов

Состав рейхстага, выбранный еще в 1912 году, был пестрым: 120 правых, 90 «болота», 53 «независимых», 134 — левых. Больше всего голосов (89) было у социал-демократов (весьма условно левых); Эберт, накануне революции высказывавший надежды на кайзера, был их лидером. Уже в полдень социал-демократ Филипп Шейдеман провозгласил республику. Эберт считал, что его товарищ поторопился, но деваться было некуда; он заручился поддержкой нового главнокомандующего — Гренера, после чего Берлинский гарнизон заявил, что отдает себя в распоряжение Рабоче-солдатского совета, который «направляется СДПГ». Начался обычный революционный тарарам: в тот же день левые студенты университета взяли в заложники нескольких профессоров и захватили рейхстаг.

Руководство университета побоялось вызывать полицию: кто знает, как она (и вообще кто-либо) себя поведет в первый день революции? Позвонили Эйнштейну — он считался левым, и студенты неплохо к нему относились. Тот разбудил Макса Борна, захватили еще профессора психологии Макса Вертхаймера и на трамвае поехали к студентам. Те отказались освободить профессоров и потребовали сказать, как новоприбывшие относятся к революции. Эйнштейн ответил, что всегда считал германские университеты самым свободным местом в мире, а «вы с вашими новыми порядками хотите разрушить эту свободу». Студенты завопили еще пуще. Тогда посредники поехали к Эберту и попросили у него записку к студентам. Она возымела действие. 7 сентября 1944 года в письме Максу Борну Эйнштейн вспоминал тот день: «Помните, когда мы ехали на трамвае в рейхстаг, мы верили, что сможем превратить тех парней в честных демократов? Как наивны мы были в наши сорок лет! Мне смешно вспоминать это. Мы оба не понимали, насколько инстинкты сильнее разума…»

На следующий день было провозглашено временное правительство во главе с Эбертом: в нем было шесть человек, из которых трое считали, что нужна социалистическая революция «как у русских», а трое хотели провести выборы в Национальное собрание, и пусть оно решает, какой быть стране; одновременно в городе создавались разнообразные советы, которые непонятно кому подчинялись. В правительстве победили умеренные, и на 19 января 1919 года были назначены выборы в Национальное собрание: впервые в них участвовали женщины. А 11 ноября новая власть подписала перемирие с Антантой.

Партийный расклад перед выборами был такой. Партия католического Центра (самая старая); Германская национальная народная партия (самая консервативная — все ястребы и антисемиты); Независимая социал-демократическая партия левых социалистов во главе с Карлом Каутским; только что основанная Народная партия Германии (национал-либералы) во главе с Густавом Штреземаном; старая и мощная СДПГ; Прогрессивная народная партия (леволиберальная) и недавно созданная Демократическая партия Германии, за которую был Эйнштейн: она позиционировала себя как партия прогрессивного среднего класса и предлагала парламентскую форму правления, отделение церкви от государства и равноправие всех граждан. 16 ноября Эйнштейн подписал воззвание в «Берлинер тагеблатт» голосовать за Демократическую партию (хотя сам в нее не вступил). Зато в ней состоял весь цвет немецкого среднего класса: Ратенау, Томас Манн, лауреат Нобелевской премии мира Людвиг Квидде, пацифист Гельмут фон Герлах, автор Веймарской конституции Гуго Прейс, президент Рейхсбанка Яльмар Шахт и еще множество знаменитостей.

Как положено в революцию, всюду митинги, 13 ноября Эйнштейн выступал на одном из них, созванном «Новым Отечеством»: «Наша общая цель — демократия, правление народа. Это возможно, если только считать две вещи священными: веру в благотворное суждение и здравое желание людей и подчинение желанию народа, даже когда это желание противоречит собственному личному желанию или суждению… Старое кастовое общество разрушено. Его разрушили собственные грехи и восставшие солдаты. Сейчас мы должны принять как орган народной власти этот стремительно избранный Солдатский совет, действующий совместно с Рабочим советом. В этот критический час мы должны безоговорочно подчиняться этим органам государственной власти, одобряем мы их или нет. С другой стороны, истинные демократы должны быть бдительными, чтобы старая тирания правящего класса не сменилась новой тиранией класса обездоленных. Не соблазняйтесь местью и ложным представлением, что против насилия нужно бороться насилием, что временная диктатура пролетариата необходима, чтобы вбить понятие свободы в головы наших соотечественников. Сила порождает только горечь, ненависть и реакцию. Мы должны готовиться к выборам в законодательное собрание, чтобы страхи перед новой тиранией рассеялись как можно скорее».

20 ноября он заболел, не смог поехать в Цюрих на слушания по бракоразводному процессу; его опять звали туда насовсем, писали из университета и Политехникума. Он же написал Майе: «Не могу заставить себя бросить все в Берлине, где люди были так добры и так помогли мне. Как счастлив был бы я 18 лет тому назад, если бы мог тогда стать скромным ассистентом в Политехникуме! Но мне это не удалось. Мир — сумасшедший дом. Известность означает всё. В конце концов, и другие люди могут читать хорошие лекции — но…»

Чувствовал себя все хуже, 6 декабря написал Эренфесту, что его здоровье «подорвано навсегда». В этот день группа солдат и матросов попыталась совершить переворот: провозгласила Эберта «президентом республики», хотела арестовать Либкнехта, ликвидировать Комитет Совета рабочих и солдатских депутатов. В результате уличных боев 14 человек были убиты, более тридцати — ранены. Гвардейские части присягнули Эберту. 7 и 8 декабря левые провели демонстрации под лозунгами «Долой правительство Эберта — Шейдемана, виновников кровопролития!», «Вся власть Советам!». Однако Всегерманский съезд Советов, проходивший 16–21 декабря, большинством голосов отказался от новой революции и проголосовал за выборы. Ему не подчинились самые левые — «Союз Спартака» и близкие ему группы. В такой вот обстановочке готовилась свадьба, отец Эльзы передал зятю приданое — пакет железнодорожных акций; оговаривалось, что в случае смерти мужа акции возвращаются жене. 23 декабря он чуть оправился и смог явиться в Берлинский городской суд, куда переслали бумаги по разводу из Цюрихского суда. Заявил: «Четыре с половиной года сожительствую со своей кузиной Эльзой Лёвенталь и интимные отношения между нами продолжаются». (Если честно, есть сомнения в том, что у них вообще когда-либо были интимные отношения.) И в том же декабре он с Ролланом и Голсуорси подписал обращение к Версальской мирной конференции, требовавшее «создания такого мира, который не содержал бы в себе зародыша будущих войн».

Переходное правительство развалилось 29 декабря, разойдясь во мнениях относительно роли Эберта в попытке переворота. Эберт поручил Густаву Носке, одному из самых правых в СДПГ, защищать правительство от левых. А Эйнштейн с Эльзой уехали в Швейцарию (он должен был там читать лекции) 8 января 1919 года, как раз в день восстания «Союза Спартака». Носке применил военную силу, восстание было подавлено, Роза Люксембург и Карл Либкнехт убиты. Выборы дали следующий результат: СДПГ — 37,86 процента; Партия центра — 19,67; Демократическая партия Германии (за которую голосовал Эйнштейн) — 18,56; правые — Германская национальная народная партия — 10,27; Народная партия Германии (национал-либералы) — 4,43; крайне левые — Независимая социал-демократическая партия — 7,62 процента. Так все прилично, так прогрессивненько — откуда потом что возьмется?! Никто и внимания не обратил, что в январе слесарь из Мюнхена Антон Дрекслер основал Немецкую рабочую партию, которой предшествовал его же «Комитет свободных рабочих за достойный мир», основанный под влиянием наставника Дрекслера Пауля Тафеля — лидера Пангерманского союза. В конце сентября в эту партию вступит Адольф Гитлер.