Позже - Стивен Кинг

– И тебя можно понять. Так что давай поскорее сделаем дело. Сейчас мы поедем к нему домой – его дом последний на Ренфилд-роуд, стоит на отшибе в гордом одиночестве, – и ты спросишь, где он прячет таблетки. Скорее всего в личном сейфе. Если моя догадка верна, пусть он назовет код. Ему придется сказать тебе код, потому что мертвые не могут врать.

– Я не уверен, могут или нет, – легко соврал я, поскольку был еще жив. – Я не так много общался с мертвыми. Обычно я вообще с ними не разговариваю. Зачем бы мне с ними общаться? Они же мертвые.

– Но ведь Террьо сказал тебе, где была бомба, хотя не хотел говорить.

Возразить было нечего, но оставалась еще и другая возможность.

– А вдруг он не дома? Может быть, он сейчас там, куда увезли его тело? Или… даже не знаю… может быть, он навещает родителей во Флориде. Может быть, мертвые могут телепортироваться куда угодно.

Я думал, что эти соображения поколеблют ее решимость, но она ни капельки не огорчилась.

– Томас был дома, так?

– Это не значит, что они все остаются дома, Лиз!

– Я не сомневаюсь, что Марсден будет дома. – Она говорила очень уверенно. Она не понимала, что мертвые непредсказуемы. – Давай сделаем дело. А потом я исполню твое самое заветное желание. Ты никогда больше меня не увидишь.

Она произнесла это с грустью, словно я должен был ее пожалеть. Но я не чувствовал никакой жалости. Я чувствовал только страх.

Дорога шла в гору серией плавных S-образных поворотов. Поначалу вдоль трассы стояли отдельные дома, но их было немного, и расстояние между ними становилось все больше и больше. Придорожный лес сделался гуще, тени деревьев сливались друг с другом, и поэтому казалось, что уже наступил вечер.

– Сколько таких, как ты думаешь? – спросила Лиз.

– Э?

– Таких, как ты. Людей, которые видят мертвых.

– Откуда мне знать?

– Ты никого не встречал?

– Нет, но обычно это не тема для разговоров. В смысле, люди, как правило, не обращаются к новым знакомым с вопросом: «Слушай, а ты видишь мертвых?»

– Да, наверное. Интересно, откуда у тебя такая способность. Точно не от матери. – Она произнесла это так, будто речь шла о цвете моих глаз или о моих кудрявых волосах. – Может быть, от отца.

– Я не знаю, кто мой отец. Кем он был. И вообще. – Мне было неловко говорить об отце, может быть, потому, что мама о нем никогда не рассказывала и в принципе не желала о нем говорить.

– Ты ни разу не спрашивал?

– Конечно, я спрашивал. Она не отвечает. – Я повернулся к Лиз. – А вам она что-нибудь говорила… о нем?

– Ничего. Я тоже спрашивала, и не раз. В ответ – глухая стена. Что, кстати, совсем не похоже на Ти.

Выше по склону повороты сделались заметно круче. Река Уоллкилл осталась далеко внизу и блестела в лучах заходящего солнца. Дело близилось к вечеру. Свои часы я оставил дома, а часы на приборной панели показывали четверть девятого, то есть явно были неисправны. Дорога тем временем становилась все хуже и хуже. Сплошные выбоины и ухабы, так что машину изрядно трясло.

– Может быть, она была пьяная и не помнит. Или, может, ее изнасиловали, – сказала Лиз. Ничего подобного мне самому никогда в голову не приходило, я невольно отпрянул и вжался в сиденье. – И не делай такое лицо. Это только мои догадки. Ты уже достаточно взрослый, чтобы хотя бы задуматься о том, что, возможно, пришлось пережить твоей маме.

Я не стал спорить с ней, но мысленно все-таки высказал пару соображений. На самом деле я был уверен, что она несет полную хрень. Человек никогда не бывает достаточно взрослым, чтобы задуматься о том, что появился на свет в результате случайного пьяного секса с первым встречным на заднем сиденье; или о том, что какой-то урод изнасиловал его маму в темном переулке. И то, что подобные мысли пришли в голову Лиз, говорило о многом. Сразу было понятно, в кого она превратилась. Возможно, она всегда такой была.

– Может быть, ты унаследовал свой талант от папаши. Жаль, что нельзя у него спросить.

Я подумал, что если бы случайно столкнулся с отцом, то не стал бы спрашивать ни о чем. А просто дал бы ему по морде.

– С другой стороны, может быть, твой талант возник сам по себе. Так сказать, появился из ниоткуда. Я выросла в маленьком городке в Нью-Джерси, и у нас были соседи, Джонсы. Муж, жена и пятеро детей. Жили в старом обшарпанном трейлере. И он, и она оба тупые, как пни. И четверо их детей тоже. Зато пятый был гребаным гением. В шесть лет самостоятельно научился играть на гитаре, в школе перескочил через два класса, пошел в девятый в двенадцать. Вот скажи мне, откуда оно взялось?

– Может быть, миссис Джонс трахалась с почтальоном, – сказал я. Похожую фразу я слышал в школе. Лиз рассмеялась.

– Ты крутой парень, Джейми. Мне бы хотелось, чтобы мы остались друзьями.

– Тогда вам, наверное, надо было вести себя по-другому, – сказал я.

Асфальт резко закончился, сменившись грунтовой дорогой, которая была даже лучше асфальтовой: ровная, гладкая, хорошо утрамбованная. Мы проехали мимо большого оранжевого щита с надписью: «ЧАСТНАЯ ДОРОГА. ВЪЕЗД ЗАПРЕЩЕН».

– А если там кто-то есть? – спросил я. – Типа, телохранители?

– В таком случае им и вправду пришлось бы хранить только тело. Но тела там уже нет, и сторожа на въезде на участок тоже не будет. А больше там не было никого, кроме садовника и помощницы по хозяйству. Если ты насмотрелся боевиков и тебе представляется полный дом людей в черных костюмах и темных очках, с автоматами наперевес, охраняющих тело почившего главаря, то я тебя разочарую. Оружие было только у сторожа, и даже если Тедди все еще там, он меня знает.

– А как же жена мистера Марсдена?

– Жены у него уже нет. Сбежала пять лет назад. – Лиз щелкнула пальцами. – П-ф-ф, и нету. Ищи-свищи.

Дорога сделала очередной поворот, и впереди показалась высокая гора, поросшая хвойным лесом. Она закрыла всю западную половину неба. Солнце еще светило в долину, но уже клонилось к закату. Дорога уперлась в ворота из металлических прутьев. Запертые ворота. На одной створке висел домофон с кнопочной панелью. За воротами стоял маленький домик, видимо, будка сторожа.

Лиз заглушила мотор, достала ключ из замка зажигания и убрала в карман.

– Сиди тихо, Джейми. Скоро все закончится, не успеешь и глазом моргнуть.

Ее щеки горели, глаза блестели. Из одной ноздри потекла тоненькая струйка крови. Лиз вытерла ее рукой, выбралась из машины и подошла к домофону. Окна в машине были закрыты, и я не слышал, что говорила Лиз. Она отступила от домофона и крикнула в сторону будки сторожа (уже громче, и теперь я сумел разобрать слова):