Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы - Александр Шубин

Геринг убеждал коллег по кабинету в том, что Димитрова нужно оставить в немецком лагере. Но коллеги, не желая еще сильнее осложнять отношения с СССР, который принял болгарских коммунистов в свое гражданство, решили отпустить Димитрова. Как мы увидим, свою роль могли играть и мотивы борьбы в правящих кругах. 27 февраля 1934 г. Димитров с триумфом прибыл в СССР.

Поскольку стало ясно, что коммунисты не помогали Ван дер Люббе поджигать рейхстаг, то все аргументы, собранные против сообщников поджигателя, обратились против нацистов. За рубежами Германии об этом говорили и коммунисты, и социал-демократы, и либералы.

Только на Нюрнбергском процессе в 1945 г. генерал Гальдер рассказал, как Геринг хвастался в 1942 г.: «Уж кто-кто, а я действительно знаю все про рейхстаг, потому что я поджигал его!»[250] Геринг отрицал своё участие до конца. Судя по показаниям ординарца Рема Крузе, которые он дал тому же трибуналу, Геринг дал лишь общую санкцию на поджог, а инициатива провокации принадлежала Рему. Тот направил для поджога 23 штурмовика. Крузе утверждал, что Рем шантажировал Гитлера — правда о поджоге могла разрушить карьеру фюрера. Никто из посвященных в тайну не пережил «ночи длинных ножей», кроме Крузе, бежавшего в Швейцарию.

Ван дер Люббе унес в могилу тайну своих взаимоотношений с нацистами. Следствие установило, что последнюю ночь он провел в ночлежке в Генигсдорфе, пригороде Берлина с репутацией «нацистского», в обществе малознакомых людей.

Это само по себе еще не доказывает, что голландец выполнял заказ нацистов. Тем более, что сам он, в отличие от, скажем, убийцы Кирова Николаева до конца отрицал причастность к преступлению еще кого-либо. Высказывания Ван дер Люббе о нацизме враждебны, его политическая биография не позволяет заподозрить в голландце человека, который ценой жизни будет сознательно служить делу нацизма. Следовательно, он не стал бы покрывать нацистов, если бы знал об их помощи в поджоге.

Мог ли Ван дер Люббе не знать, что у него есть помощники? Димитров считал, что это вполне возможно. Теоретически можно предположить, что первые, неудачные попытки голландца поджечь общественные здания (ведомство социального вспомоществования и ратуша) не остались незамеченными. Его собеседники могли выдать себя за единомышленника Ван дер Люббе. Там голландцу могли дать ряд ценных советов о том, как проникнуть в рейхстаг и где лучше всего осуществить поджог. Если Ван дер Люббе считал, что советы ему давали простые рабочие (к тому же — незнакомые), он, в соответствии со своей этикой, мог умолчать об этих разговорах. Во всяком случае, он был уверен, что в здании он действовал один. Но пока поджигатель бегал из комнаты в комнату, его могли незаметно «подстраховать», запалив пропитанные горючим шторы зала…

Немедленно после пожара тысячи коммунистов, включая депутатов, были арестованы. За несколько дней было арестовано 4000 человек, а за март 1933 г. — 25000. Компартия была разгромлена несмотря на то, что готовилась к переходу в подполье. Германское мещанство активно сотрудничало с нацистами, помогая выявлять коммунистов.

28 февраля был подписан предложенный Гитлером декрет президента «Об охране народа и государства», по которому приостанавливались статьи конституции о гражданских правах, вводилась смертная казнь за вооруженное «нарушение спокойствия». Веймарская конституция давала президенту такие полномочия. Президентская форма правления позволила совершить практически легально государственный переворот, ликвидировавший политический плюрализм и республиканскую систему. По всей стране начались аресты и избиения левых и либеральных политиков, депутатов, активистов.

5 марта в обстановке террора прошли выборы. Несмотря на нацистскую вакханалию НСДАП не смогла заручиться большинством голосов избирателей, но все же набрала 44 %. Второе место заняли социал-демократы. Но вместе с националистами, получившими всего 52 голоса, 288 нацистских депутатов получали большинство. 9 марта, вопреки конституции, места коммунистов в парламенте были аннулированы, что вплотную приблизило нацистов к заветному большинству в две трети, которое обеспечивало право на конституционные изменения.

23 марта было принят чрезвычайный декрет, в соответствии с которым правительство имело право принимать законы. Против проголосовали только социал-демократы. Недостающие голоса предоставили католики из партии Центра. Прежде они не поддерживали Гитлера, однако их позиция изменилась в связи с обещанием фюрера заключить конкордат с папой. Когда это было ему нужно, Гитлер умел находить компромиссы. После подписания конкордата кардинал Фаульхабер 24 июля 1933 писал Гитлеру: «Германия протянула руку папству, величайшей нравственной силе мировой истории, и это поистине великий благой жест, поднимающий на новую ступень авторитет Германии на Западе, на Востоке и во всем мире»[251].

С помощью чрезвычайного декрета Гитлер полностью перестроил политическую систему Германии, покончив с Веймарской конституцией. Были отменены гражданские права и свободы, запрещены оппозиционные партии (формально они самораспустились после того, как несогласные с этим лидеры были арестованы), тысячи социалистов и демократов отправлены в тюрьмы и концентрационные лагеря. Профсоюзы также были разгромлены и заменены единым «Немецким трудовым фронтом». Местные правительства земель были разогнаны и заменены назначенными из центра рейхскомиссарами, а затем власть была передана назначенным губернаторам.

Но в правящем блоке единства по-прежнему не было, и судьба Гитлера все еще висела на волоске. На это указывает составленный в окружении руководителя фракции НННП Э. Оберфорена меморандум, который прямо обвинял нацистов в организации поджога рейхстага. 18 апреля меморандум был распространен в среде правящей элиты и затем попал за границу. Сам Оберфорен отрицал свое авторство, но зарубежные эксперты считали, что меморандум был распространен именно по его инициативе. Меморандум рисовал картину тайной борьбы между нацистами и окружением Гинденбурга, прежде всего из НННП и рейхсвера. Подозревая нацистов в поджоге рейхстага, консерваторы начали шантажировать Гитлера. Консерваторы понимали, что в условиях террора НСДАП получит на выборах достаточное количество голосов, чтобы создать однопартийное правительство. Гинденбург опасался, что в этих условиях Гитлер захватит всю власть. На время выборов, опасаясь нападения штурмовиков, президент выехал под защиту рейхсвера, а военизированные формирования «Стального шлема», подчинявшиеся Гугенбергу, заняли центр города, чтобы оказать сопротивление штурмовикам, если они попробуют занять правительственные здания. В случае попытки Гитлера утвердить свою власть силой, планировалось обвинить его в организации поджога рейхстага и пустить в дело рейхсвер, чтобы разгромить штурмовиков и арестовать нацистскую верхушку. После этого могла быть установлена военная диктатура. Но опасения Гинденбурга оказались напрасными — в ночь после выборов ничего не произошло. Однако консервативные круги потребовали от Гитлера не менять соотношение постов в правительстве несмотря на результаты голосования, основанные на провокации. «В случае отклонения этих требований г-н Гитлер, г-н Фрик, г-н Геринг и г-н Геббельс будут, как заявил коротко и ясно военный министр генерал Бломберг, арестованы по подозрению в поджоге»[252]. Даже если версия меморандума не вполне точна, она объясняет, почему правительство сразу после выборов продолжало работать в прежнем составе. Гинденбургу и военным нужны были гарантии, что к власти не придут радикальные штурмовики, и у них был в кармане хороший козырь против нацистов. По крайней мере, пока не закончен процесс о поджоге рейхстага, открывшийся в Лейпциге. Главное требование президентского окружения к Гитлеру меморандум формулировал так: «Экономика должна почувствовать себя в полной безопасности»[253]. Под экономикой имелся в виду капитал.