С запутанным клубком - Пирс Энтони

— Гм-м, — сказал он, — нужно их как-то закрепить.

Ниоба поняла, что он имеет в виду, опустилась на колени и привязала весла к краю плота, обмотав их несколько раз своими нитями, так что теперь они держались на своеобразных уключинах. Пасиан начал грести — и плот сдвинулся с места. Весла время от времени скользили по траве, однако трения было вполне достаточно, так что путешественники постепенно приближались к дому Геи.

Неожиданно у себя за спиной они увидели струю водяного испарения.

— Смотри! — воскликнула Ниоба, а в следующее мгновение подумала, что не представляет себе, какой же кит может плыть по траве.

Видимо, Пасиану пришла в голову та же мысль, и он принялся грести быстрее, но неуклюжий плот плыл медленно. Вскоре возникла другая струя, совсем близко. Кит их нагонял!

— Как ты думаешь, это случайность? — с озабоченным видом спросила Ниоба.

— Здесь? Сомневаюсь, — тяжело дыша, ответил Пасиан.

— Вряд ли нам удастся от него убежать, — встревожилась Ниоба.

Пасиан перестал грести. От усилий, которые ему пришлось приложить, он весь раскраснелся.

— Еще одно препятствие? — с трудом переводя дух, спросил он.

— Боюсь, да. И на этот раз нам не вернуться назад. Он нас мгновенно настигнет.

Пасиан задумчиво взвесил на руке весло.

— Пожалуй, можно попробовать его отогнать. Если кит достаточно большой, чтобы попытаться нас съесть, значит, вполне можно будет засунуть ему в пасть весло или шест. Только мне совсем не по душе, когда страдает дикая природа и ее обитатели. В конце концов, мы ведь вторглись на его территорию.

— Ты дурак с добрым сердцем! — возмутилась Ниоба.

— Это у нас семейное, — беззлобно согласился Пасиан.

Ниобу поразили его слова. А ведь он прав. Седрик заботился о дикой природе и категорически отказывался причинить ей хоть какой-нибудь вред. А многолетняя дружба ее сына с гамадриадой, живущей на черном дубе, научила Мага глубинному пониманию волшебства болотного края. Она сама чувствовала то же самое. И Пасиан такой же.

Левиафан приближался. Его громадная морда разрезала поверхность травы. Он был такой большой, что мог без проблем проглотить незваных гостей вместе с плотом.

— Говорят, музыка может зачаровать и усмирить даже самое дикое животное, — проговорил Пасиан. — Таких, как этот, частенько считают «дикими». Как ты думаешь, стоит попробовать? Все лучше, чем применять грубую силу.

Ниобе понравилось, как он рассуждает, но левиафан наводил на нее ужас. Вот уже его огромные челюсти начали медленно раскрываться.

— Ты имеешь в виду… спеть ему песенку?

— Знаю, звучит глупо… зато по крайней мере безвредно. Я пел животным на своей ферме, и мне часто удавалось добиться того, чего я хотел. К боевым действиям прибегнем, когда уже не будет иного выхода. Как ты полагаешь, что ему понравится?

Выполнять пожелания чудища? Ниоба поняла, что она не в силах придумать ничего разумного.

— Я… может быть, круговую…

Пасиан согласно кивнул, повернулся к левиафану, словно намеревался произнести речь. А потом запел, не очень уверенно, но достаточно громко:

А вам встречался призрак Тома?

И плоти нет — лишь кости белы.

О — о — о — о — о — о — о — о.

Ведь правда холодно без тела?

Ниоба разразилась истерическим хохотом. Спеть чудовищу песню, которую поют в канун Дня всех святых!

Левиафан замер на месте. Челюсти перестали открываться. Он слушал и, как некоторые животные, был не в состоянии одновременно сосредоточить внимание на двух предметах сразу.

— А вам встречался призрак Тома? — пропел Пасиан, еще громче и увереннее.

На сей раз Ниоба присоединилась к нему, повторив первую строку, когда он перешел ко второй, потому что песня и в самом деле была круговой. Получилось совсем неплохо, несмотря на жутковатые и глупые слова.

Они три раза повторили все от начала до конца, и левиафан не пошевелился. Понравилось ли ему пение, у Ниобы и Пасиана уверенности не было; возможно, простое любопытство удерживало его на месте. Вне всякого сомнения, лучше так, чем если бы он решил на них напасть.

Когда они замолчали, челюсти медленно возобновили движение. Пасиан быстро затянул другую песню, которую любили в его родных краях:

О Дэнни мой, зовут рожки, зовут рожки, о Дэнни, Из дола в дол зовут рожки, поют на горном склоне.

Ниоба присоединилась к нему, и они запели вместе. Она не пела так с тех самых пор, как была смертной, и успела забыть, насколько это здорово.

Уходит лето, сплошь листву роняя…

Пасиан повернулся, не переставая петь, и взял ее за руку.

Уедешь ты, останусь вновь одна я.

Ниоба была ошеломлена — неожиданно простенькую песенку наполнили чудесные, сказочные звуки. Он обладает волшебным даром! Пасиана словно сопровождал тот же призрачный оркестр, который помогал и Седрику, создавая изумительное музыкальное произведение.

Ну конечно! Это у них тоже семейное! Впрочем, чудесным даром наделен не каждый член семьи, ведь у ее сына он отсутствует. И все же. Подумать только! Не удивительно, что Пасиан с легкостью усмиряет самых буйных животных!

Левиафан это тоже почувствовал. Очень медленно его челюсти начали закрываться, он больше не угрожал плоту. Им удалось найти способ остановить чудовище.

Однако внимание Ниобы было только частично отдано огромному левиафану. Ей казалось, что после Седрика она уже не сможет больше никого полюбить. И вдруг она с изумлением поняла, что это возможно. Пророчество основывалось не на том, что она знала, а на том, что должна была обнаружить.

Они закончили петь, и волшебство, рожденное звуками, постепенно исчезло. Левиафан больше не собирался на них нападать, но Ниобе хотелось еще музыки, и она, прижавшись к Пасиану, затянула:

Как смеркаться станет, милый, и когда темно…

Он тут же подхватил песню, и в звуках вновь возникла волшебная гармония, которая окутала их ласковым облаком.

Ты меня опять полюбишь, как давным-давно?

Ниоба пела и чувствовала, как любовь вырывается из так долго остававшегося одиноким сердца и охватывает все ее существо. Она полюбила Седрика, когда услышала его пение. И не смогла понять этого сразу, а потому зря потратила так много времени из того, что было им даровано судьбой. Теперь она стала старше и, возможно, мудрее… Ниобе вдруг показалось, что она отдает себя любви, словно водам древнего моря, с радостью уходя в его глубины.

Когда песня закончилась и музыка опять стихла, левиафан медленно попятился, потом развернулся и поплыл назад.