Изюм из булки - Виктор Шендерович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он так и спросил.
Сначала я подумал, что вопрос носит риторический характер, но водитель ждал ответа. А Чернышевский из меня никакой: понятия не имею, что делать! Но вопрос был задан, и, помучившись, я ответил что-то нехитрое в том смысле, что кризис кризисом, а мы должны делать свое дело, каждый свое, а там уж как получится. Как говорится, по специальности.
— А что, — сказал водитель, — я могу по специальности…
И как-то нехорошо задумался. Надолго так.
— А вы кто по специальности? — решился я наконец. И мужчина ответил:
— Артиллерист.
И снова замолчал.
Кажется, я навел человека на мысль.
Выступал я как-то в казино (случается в жизни и не такое).
Неподалеку от места выступления имелся ресторан с баром, а вокруг бара — большой ассортимент девушек, предназначенных для тех, кто в эту ночь не обделен удачей, но лишен ласки.
А я хотя не Куприн, но тоже любознательный.
Короче, разговорились мы у бара с одной клеопатрой, 300 долларов за сеанс… Поговорить с собой, впрочем, она позволила бесплатно — она меня, вы будете смеяться, узнала и решила поделиться своей мечтой.
Эта мечта стоит того, чтобы если не сбыться, то хотя бы быть услышанной народом.
Хочу, сказала клеопатра, стать депутатом. В крайнем случае — помощником депутата. Я поинтересовался: зачем? А так, с ходу ответила клеопатра, ибо ответ на этот вопрос, по всей видимости, сформулировала давно… Ни хера не делать, ездить на машине с шофером, и только бла-бла-бла, бла-бла-бла…
Текст передаю дословно.
Немного подумав, я заверил клеопатру, что она уже на правильном пути. Я только забыл ее предупредить, что в депутатах ей будет труднее, чем сейчас, потому что обслуживать клиента придется на глазах у общественности.
Впрочем, и расценки повыше.
Много лет назад один мой добрый приятель, журналист N., будучи во Флоренции, наткнулся на лавку, в которой делают оттиски больших гравюр с видами этого города. Шлепают их, как фантики, но — по старой технологии, на камнях, «под старину» опять-таки.
Склонный ко всему прекрасному, мой приятель купил несколько имевшихся в лавке пейзажей, по 35 долларов за штуку, а спустя какое-то время увидел такие же — в Кремле, после знаменитого тамошнего бородинского ремонта с «Маббетексом»; на стенах одной залы, в роскошных рамах. Он спросил у местного краеведа, что это за гравюры — и выяснилось, что: Флоренция, шестнадцатый век.
Эх, заглянуть бы в смету…
Карла дель Понте, мисюсь, где ты?
Осень 1999 года, лечу на концерт в Петербург. Впереди, в бизнес-классе тусуется большая компания государственных мужей во главе с вице-спикером Чилингаровым. Лету до Питера час с небольшим, но коньяк в «бизнесе» наливают бесплатно, и к посадке в Пулково государственные мужи смотрятся уже довольно неофициально.
Через несколько часов я встречаю всю эту гоп-компанию в ресторане «Астория», куда меня привозят на ужин щедрые организаторы концерта.
В точности по Довлатову, меню в ресторанах я всегда читаю справа налево — начиная с цены. А в «Астории» цены такие, что, даже ужиная за счет организаторов, я время от времени вздрагиваю от количества бессмысленно потраченных у.е.
А за соседними столами гуляют государственные мужи во главе с вице-спикером Чилингаровым. Льются марочные коньяки; пиджаки от Версаче сняты, у рубашек от Армани закатаны рукава. После показа коллекций нижнего белья (не самого по себе, а на девушках) часть этих девушек, не вполне одевшись, переселяется за столики к государственным мужам…
К началу второго ночи, когда я отправляюсь в гостиницу, жизнь за соседними столиками только выходит на расчетный уровень.
Спустя часов семь, продрав глаза в своем номере, я плещу в лицо воды — и по дурной привычке включаю телевизор, чтобы, не дай бог, не пропустить какую-нибудь новость. И, щелкая пультом, дощелкиваюсь до петербургского канала, а там…
Там (в прямом эфире) — учредительный съезд движения «Отечество — Вся Россия». Таврический дворец. На трибуне стоит губернатор Яковлев, а в президиуме сидит вице-спикер Чилингаров и пьет воду. И вокруг него сидят люди из вчерашней «Астории», все с серыми лицами — и все тоже пьют воду.
И губернатор Яковлев говорит (дословно): настало, говорит, время, когда в российскую политику должны прийти ответственные силы!
А ответственные силы, сидя в президиуме, не могут даже кивнуть головой на эти судьбоносные слова, а только пьют воду. Лица у всех тяжелые, мрачные. Ясно, что всю ночь накануне съезда эти люди не спали, думали о России…
Боль за Россию и крутое похмелье дают на лице примерно одно и то же выражение невыразимой словами тоски — вот ведь что интересно!
Осенний день год кормит; всяческие юбилеи для свободных художников — хороший случай подмолотить деньжат. Мой друг Вадим Жук подписался на такую шабашку по случаю 850-летия Москвы. Речь шла о сценарии какого-то массового действа чуть ли не на Красной площади.
Ставил действо известный американский режиссер Андрон Михалков-Кончаловский.
Дурное дело нехитрое, и сквозной сюжет был без интеллектуальных излишеств. Все действо ряженые россияне строили колокол, а в конце, по отчаянной мысли Вадима Жука, кто-то должен был в него ударить. Типа метафора. Вадик, чистая душа, предложил, чтобы в колокол ударил маленький мальчик. Типа метафора, опять-таки. Типа — будущее… завтрашний день России…
— Какой, блядь, мальчик! — вскричал американский режиссер Михалков-Кончаловский. — У нас в первом ряду — будущий президент России!
И в колокол ударил Юрий Лужков.
Чем бы дитя ни тешилось…
Этот анекдот, как крючочек петельку, цепляет другую историю тех же нравов, рассказанную уже другим свидетелем. За правильное распределение ролей и в связи с вышеописанным юбилеем Москвы американский режиссер Андрон Михалков-Кончаловский был представлен к ордену «За заслуги перед Отечеством» 2-й степени.
А брат его, известный российский кинорежиссер Никита Михалков, незадолго перед этим, в связи с собственным пятидесятилетием, получил то же самое 3-й степени.
Весть о том, что родной брат может получить то же самое более высокой степени, проняла патриотическое сердце Никиты Сергеевича до самых глубин, и он специально пришел на комиссию по государственным наградам, и выразил недоумение происходящим, поставив вопрос в государственной плоскости: будет ли правильным с политической точки зрения, если российский режиссер заслуживает от Отечества что-то третьей степени, а его брат, американский режиссер, — второй?