Мара, или Война с горностаем - Брайан Джейкс

Граб был так высок, что Самким исчез из виду, но вскоре с той же ловкостью он спустился, легко спрыгнул на землю и доложил обстановку:

— Я видел их, видел! Они пошли левым рукавом! Алфох прыгнул обратно в лодку:

— Их счастье! Если бы они выбрали правый, не миновать им водопада. Далеко они?

Самким прыгнул в лодку следом за Алфохом:

— Думаю, часа два хорошей гребли.

Лодки устремились в левую протоку. Сколько хватало глаз, она текла спокойно и без поворотов. Алфох взмахнул веслом:

— Похоже, они направляются в море, но смотрите в оба. С хищниками ни в чем нельзя быть уверенным.

Ветер усиливался. С северо-востока приближалась огромная темная туча. Веточка ухватил ртом поденку, которая имела неосторожность сесть на его лапу:

— Скоро будет дождь!

Вскоре после полудня Алфох принялся внимательно изучать левый берег, густо поросший ивняком. Он будто что-то искал.

— Гребите в эту заводь.

Самким пристально следил за действиями старшего товарища:

— Что случилось, Алфох? Алфох указал копьем на заросли:

— Смотри!

Заросли скрывали вход в узкую протоку. Алфох показал Самкиму свежие следы на глинистом берегу протоки:

— С этим лисом нужен глаз да глаз. Негодяй догадался, что мы гонимся за ними, и нырнул сюда. Впрочем, думаю, он понятия не имеет, куда ведет эта протока. Это не путь к морю.

— А куда же? — Арула вглядывалась в заросли. Алфох задумчиво поскреб подбородок:

— Известно куда, Арула. В Великое Озеро.

Это было все равно что идти на веслах по зеленому туннелю. В воде отражались высокие стволы и зеленые берега, все вокруг было совершенно зеленым. Самким оглядел своих товарищей, все они стали зеленоватыми. Не считая хлюпанья весел, их окружало полное безмолвие.

Всю дорогу их сопровождали знаки недавнего пребывания лиса — сломанные ветки, царапины в глинистых берегах. Ветер все усиливался, он уже завывал в вершинах деревьев. Берега стали выше, а поток быстрее.

Внезапно Алфох увидел впереди лодку, которая сворачивала в новую протоку:

— Это они! Гребите! Мы их догнали!

Детбраш услышал его крик. Оглянувшись через плечо, он приказал крысам:

— Гребите! Это землеройки!

Вскоре лодка беглецов с громким всплеском вошла в воды Великого Озера. За ней почти вплотную шли лодки землероек. Завывающий северо-восточный ветер срывал с поверхности воды клочья пены и поливал серые воды косыми струями дождя. Самким прикрыл лапой глаза, пытаясь разглядеть идущую впереди лодку. Буря то бросала ее вниз, то поднимала на гребень волны. То же самое творилось и с лодкой Самкима. Команда гребла изо всех сил, и вот бельчонок разглядел спину сидящего на корме лиса.

— Мы догоняем их, ребята! — крикнул Самким. — Гребите сильнее! — С копьем в лапе бельчонок встал, балансируя на носу лодки. — Гребите! Гребите, мореходы!

До беглецов было уже не более трети корпуса лодки. Самким оттолкнулся и взвился в воздух. Волна успела замочить ему лапы, но он приземлился точно на корме вражеской лодки. Крыса замахнулась на него веслом, но Самким увернулся и тут же нанес ей удар в живот.

Детбраш повернулся, размахивая мечом Мартина Воителя, и пошел на Самкима. Крик лиса перекрывал грохот бури:

— Сейчас я выпущу тебе кишки, щенок!

Фераго вытянувшись лежал на камне. Старая накидка была насквозь пропитана водой, которой Гнилоух поливал его обожженную спину. Фераго лежал на животе, притворяясь спящим, и внимательно следил за окружающими. Убийца ожидал покушения на свою жизнь. Кто отважится, Клитч или кто другой, он не знал, но был уверен в одном: беспомощный вожак — лакомая приманка для мятежника. Когда чуткий слух уловил предательский шорох в прибрежных камнях, убийца подозвал к себе Гнилоуха.

Тот смертельно устал после того, как целый день возился с Фераго, однако немедленно приблизился и коротко отдал честь:

— Да, хозяин? Что я могу сделать для тебя? Фераго медленно стал подниматься и покачал головой:

— Гнилоух, ты хорошо поработал. Выглядишь ты совсем усталым.

— Нет, хозяин. Я свеж, как маргаритка. Мой долг — вылечить тебя.

Убийца добродушно потрепал крысу за ухом:

— И ты отлично справился, Гнилоух. Моя мать не возилась бы со мной так, как ты. Я хочу пойти взглянуть, чем занят мой сын. Ты можешь спокойно отдыхать всю ночь. Иди сюда, ложись на этот камень. Он большой и гладкий.

Гнилоух попытался что-то возразить, но Фераго оказался прав, камень и впрямь был прохладным и гладким. Гнилоух лег и зевнул:

— Спасибо, хозяин.

— О, это самое меньшее, что я могу для тебя сделать. — Голубые глаза Фераго ласково улыбались. — Вот, сейчас я укрою тебя своей накидкой. Ты не поверишь, какой мягкой сделала ее твоя вода. Как ты себя чувствуешь?

— Отлично, хозяин!

Фераго пригнулся и юркнул за камень. Через минуту Гнилоух уже вовсю храпел, влажная накидка защищала его от ночного ветерка, обдувающего побережье.

Весь день после обеда Форгрин точил свой меч, а Рванохвост то и дело поигрывал острой пикой. И вот они поползли по камням к укрытой накидкой фигуре, лежавшей на большом камне около линии прибоя. Форгрин был посмелее, он первым высунулся из укрытия и тут же нырнул назад:

— Смотри, нет ни одного часового. Я говорил тебе, что теперь Клитч все возьмет в свои лапы.

Рванохвост кивнул лису:

— Слушай, дружище, я что-то боюсь. Как думаешь, Фераго не проснется?

Форгрин попробовал лезвие меча и усмехнулся крысе:

— Эх, скольких я порешил этой игрушкой. Надо его кончать, пока ты совсем не струсил.

Не осмеливаясь даже вздохнуть, они подобрались вплотную к спящей фигуре. Форгрин почувствовал прилив смелости. Поднявшись, он не сумел подавить в себе желание воскликнуть:

— Убирайся откуда пришел, проклятый горностай. Убирайся! — И рубанул мечом.

Лежавший под накидкой издал невнятный вздох и замер. Рванохвост нанес два сильных удара дубинкой по его голове.

— Он сдох, приятель? Дай-ка ему еще разок! — сказал лис Рванохвосту.

— Сдох, сдох. Незачем бить еще, — ответил кто-то. Это был голос Фераго! В то же мгновение, коротко застонав, Рванохвост умер, ибо Фераго ударил его ножом. Форгрин задрожал. Голубые глаза смотрели на него почти весело.

— Видишь, мы с тобой убили по крысе. Ты убил Гнилоуха, а я — Рванохвоста. А теперь ты убьешь горностая или я убью лиса.

Ужас лишил Форгрина дара речи. Булькающий звук вырвался из его горла, он повернулся и бросился наутек.